— Дура, — припечатала Анна.
— Это что ли та дивная барышня, которая вечно влипает в какие-то странные истории? — нахмурилась Элоиза. — Которая случайно портит экспонаты, которая вкладывается в какие-то сомнительные финансовые проекты в интернете и теряет все деньги, которая всегда падает со всех лестниц и к которой всегда вяжутся все сомнительные мужчины в городе?
— Да-да, именно она, вы ее очень точно охарактеризовали, — хмыкнул Лодовико. — Так вот, эта… особа не соизволила даже сообщить дежурной смене охраны, не то, чтобы сказать мне! Позвонила, пропищала, что у их отдела вечером мероприятие, и пусть не мешают, да и все. А сейчас, когда Шарль в отъезде, атриум не очень-то используется, так что был реальный шанс, что этих деятелей не застукают и не накроют. Дальше уже была цепочка случайностей — заклинило ворота гаража, вам, — Лодовико кивнул Элоизе и Анне, — пришлось возвращаться в дом через боковые ворота, дальше вас почему-то понесло на главный вход, где вы их во всей красе и увидели. Наверху, в галерее, был сам несостоявшийся режиссер, внизу работнички, ну а с Микелаччо вы лично познакомились. В итоге мы имеем некий, гм, наезд на нас, а также трех девиц, сбежавших к нам от Микелаччо, одну из них еще и с кучей детей. Оно нам вообще было надо?
— А если бы тебе сказали? — подняла голову от тарелки Анна.
— Я бы сам позвонил в приемную Бертоне и спросил, в чем дело. И лично бы взялся контролировать процесс.
— И что теперь? — поинтересовалась Элоиза.
— Утром позвоню кое-кому, поговорю. Вот что, пойдемте-ка все спать. Завтра будет видно, что теперь.
05. О реакции Вселенной на ночные события
* 7 *
Наутро за завтраком в зале только и говорили, что о вчерашнем происшествии. Как всегда, подробности знали только те, кто непосредственно участвовал, а они молчали, как рыбы. Но многие слышали шум и видели странное движение в районе атриума, это будоражило воображение и порождало слухи.
Кроме того, слухи ходили вокруг происшествия с гаражными воротами. К тому моменту как сотрудники, жившие в городе, начали прибывать на работу, ворота уже исправно открывались и закрывались, но о том, что с ними что-то было, тоже шептались.
А лучше всех себя чувствовали те, кто ни в чем не участвовал и ничего не знал. Они просто позавтракали и отправились по кабинетам.
Лодовико позвонил Элоизе часов в десять утра.
— Донна Элоиза, вы сможете подойти в мой кабинет за полчаса до полудня?
— Да, дон Лодовико, смогу. Есть новости?
— Есть. Я вам их как раз расскажу, в полдень подтянутся остальные участники вчерашней драмы, там и решим, что дальше.
— Отлично, я буду.
И погрузилась в работу — для того, чтобы высвободить себе время в середине дня, ей нужно было сделать всё запланированное чуточку заранее.
* 8 *
В половине двенадцатого Элоиза вошла в приемную Лодовико. На секретарском месте сидел молодой человек лет восемнадцати, и обликом своим он напоминал прекрасного юного ангела из какого-нибудь небесного воинства с картины отца Варфоломея. Он был высок, обладал приличным разворотом плеч, буйными кудрями и горящими любопытством глазами, и всегда излучал неиссякаемый позитив. Элоизе сей молодой человек напоминал собак, которых держал брат Филипп де Шатийон — те тоже были крупными и очень добродушными, но кусались по-настоящему.
Молодого человека звали Октавио Гамбино, и он приходился племянником шеф-повару господину Марчелло. Юноша очень хотел в службу безопасности, был принят туда на стажировку, но во время какой-то тренировки решил показать удаль молодецкую и неудачно прыгнул с большой высоты. Сломанная нога требовала длительного лечения и дозированных нагрузок. Поэтому, как только врач палаццо Эпинале Бруно Бернардини разрешил Октавио вставать с постели, Лодовико приставил его к документообороту вместо почтенного Джакомо Дзани, достойного господина преклонных лет, который идеально справлялся с секретарскими обязанностями, но, к сожалению, в настоящее время восстанавливался после инсульта. Обычно Октавио сидел в приемной Марни, но в Нью-Йорк его не взяли, и Лодовико посмеивался, что унаследовал юнца от Себастьяно вместе с начальственными обязанностями.
— Добрый день, донна Эла, проходите, дон Лодовико ждет вас, — улыбнулся он Элоизе.
— Добрый день, Октавио. Как ваша нога?
— Нормально. Когда меня не берутся лечить всякими экзотическими способами.
— Например? — поинтересовалась Элоиза.
— Ну, матушка тут пыталась кормить меня толченой яичной скорлупой, фу, гадость!
— На самом деле не лишенная смысла гадость. Хотя приятного мало, согласна.
— Ой, нет, я уж лучше что-нибудь другое попробую!
— Попросите отца Варфоломея одолжить вам Чезаре. Приложите к больной ноге и пусть помурлычет. Будет вроде физиолечения.
— Ну вот, еще один дельный совет! Да он же мне глаза выцарапает! Раньше я хоть убежать мог от черного гада, а теперь-то силы ой как неравны!