Жизнь подсказывала — в генеральских играх преуспевают самые беспринципные, самые бессовестные.
Когда к Хряченко, который занимался расформированием запасов вооружения российских войск в Германии, и туда неожиданно приехал Бергман, служивший на Дальнем Востоке, генерал нисколько не удивился. На что способен Бергман — он хорошо знал.
Они поздоровались, и Хряченко в упор спросил:
— Ну что? Излагай. Ты же не просто так прорвался через две границы?
— Я привез миллион зеленых…
— И что я должен сделать?
— Самую малость. Тысячу тонн гаубичных снарядов.
— Кому ты их загонишь?
— Моше Бен-Ари.
— Американец?
— Израильтянин.
— Мне с ним встречаться надо?
— Ни в коем случае.
— Хорошо, я, допустим, боеприпасы дам. А что дальше?
Хряченко смотрел на Бергмана холодным гипнотизирующим взглядом, каким смотрят ужи на лягушат. Он не подозревал полковника в двойной игре, слишком тесно тот был повязан общими делами с шефом, чтобы подставить его. Но понимать суть комбинации, особенно приобретавшей такой размах, надо было до последней мелочи.
Бергман не пугался холодности начальственных глаз.
— Петр Маркианович, на первом этапе все законно и неуязвимо. Ваше право, больше того, обязанность — заботиться о том, чтобы как можно больше материальных ценностей отправить на Родину…
Хряченко подумал и кивнул. Ход рассуждений Бергмана его устраивал.
— Дальше?
— Дальше? Если даже что-то всплывет наружу… На такого рода случаи будут оформлены соответствующие акты. Боеприпасы окажутся полученными моим арсеналом и оформлены честь по чести. Но до выяснения судьбы транспорта никогда не дойдет. Боеприпасы превратятся в бумажки. Бумажки лягут в архивы. И все.
Хряченко открыл ровные фарфоровые зубы и весело хрюкнул:
— Слушай, Давид, ты убежден, что Еву в раю искушал змей? Лично я — нет. Это скорее всего был еврей вроде тебя.
Бергман не обиделся. К плоским остротам человека, которого ты ни во что не ставишь, даже если он большой босс, относиться нужно спокойно. Главное — дело, бизнес. Самолюбие — вторично. Все можно перенести, если ставки так велики.
— Разве я предлагаю яблоко? Миллион зеленых наличными.
Хряченко откинулся на спинку кресла. Веселость сошла с его лица. Он снова глядел холодно и строго.
— Сколько получишь ты?
— Мой дорогой генерал! — Бергман изобразил растерянность. — Разве я не понимаю, что должен иметь военачальник в три большие звезды и полковник в три маленькие?
— Хорошо, Давид, ты меня убедил. Какую мотивировку заложим в приказ? Набросай, мы оформим. Теперь вопрос: когда расчет?
— Как только я передам господину Моше Бен-Ари боеприпасы. И сразу вы получите все.
— Ну вы, жиды, молодцы! За что я тебя и ценю, Давид!
— А что бы мы без вас, хохлов и кацапов, имели? — Бергман не сдержал кипевшей в нем дерзости.
Оружие превращалось в дензнаки. Какой гешефт, какой гешефт…
***
Впервые в жизни Михаил Яковлевич Шоркин получил работу, которой был обязан заниматься не во имя идеи, не ради светлого будущего грядущих поколений, а ради себя, ради права жить так, как ему хотелось. Три тысячи долларов в месяц, которые ему положил Бергман, оправдывали любое напряжение сил и способностей, любую степень старательности.
Кабинет Шоркина — светлый, хорошо обставленный, находился на одном этаже с приемной президента «Вабанка» господина Бергмана. В число привилегий Шоркина входило право без формальностей проходить к шефу в любое время. Шоркин, трогая дородную секретаршу шефа Лию Григорьевну за спину пониже пояса, спрашивал:
— Там-таки кто-то есть?
И поглаживал госпожу Лию до тех пор, пока от шефа не уходил посетитель. Секретарша к ритуальным прикосновениям относилась спокойно, как корова к дойке.