Хотя Муайто начал подозревать, что, если и не на бурчание живота, то на запах мяса может кто-нибудь всё же и сподобится пожаловать. Не коротышки, так местное зверьё какое. Уж у них то нюх получше, чем даже у охотника, — за лигу такой аромат учуют. А ведь ночью здесь запросто могут бродить хотя бы те же горные коши, с хищными зубами и когтями которых вовсе не хотелось бы познакомиться поближе. Ну их к троглам таких конкурентов. Совсем не до них пока.
Дразнящий запах ничуть не способствовал проявлению терпения, так необходимого для дальнейшего высиживания в засаде. С каждым ударом сердца он заставлял рот Муайто всё больше наполняться голодной слюной, превращая и без того тревожное ожидание в мучительную пытку.
Выждав ещё какое-то время, парень в конце концов не выдержал и очень осторожно, медленно-медленно, принялся выбираться из своего убежища, держа наизготовку оружие и тщательно вслушиваясь-вглядываясь в сгустившийся вокруг мрак.
Прокравшись к пепелищу, отгрёб в сторонку подостывшую золу и разобрал каменное дно очага. Вытащил обуглившуюся сверху, всё ещё горячую и отлично пропёкшуюся тушку крысуна. Как ни хотелось вгрызться в неё немедленно, взял себя в руки и занялся более неотложным делом.
Стенки вокруг погасшего костра Муайто аккуратно разобрал. Все хорошо прогретые булыжники уложил самыми горячими, закоптившимися сторонами вниз на дно очага, стараясь при этом шуметь как можно меньше. Даже малейший стук камня о камень, казалось, разносился по округе пугающим грохотом. Не хотелось, чтоб коблитты прибежали именно сейчас, пока охотник возился здесь с очагом.
Вот и ветки с листьями пригодились — орк навалил их поверх нагретых камней. Таким образом тепло подольше должно сохраниться. Да и спать на ветках куда лучше, чем просто на булыжниках. У охотника и с прошлой ночи сохранилось ощущение множества вмятин, оставшихся на спине от острых каменных углов.
Вот теперь можно было прокрасться обратно наверх к завалу и наконец-то поесть. А то уже весь на слюну изошёл.
С тушкой крысуна разделался быстро, оставив лишь обгорелую шкурку да несколько самых крупных косточек. Всё остальное, даже большую часть хвоста с лапками, без всякой брезгливости смолол на раз, порадовав давно уже бунтующий желудок. Черепушку, оставив лакомство напоследок, тоже не обошёл вниманием, расколов и выколупав из неё запечённый мозг зверушки весь до капли.
Всё, что осталось, зашвырнул подальше от себя. А то, наверняка, вскоре на запах ещё и всякая мелкая живность понабежит. Устроят тут ещё возню с драками за объедки.
Жалко, конечно, что копун такой небольшой. Насытиться таким невозможно. Но, по крайней мере, пока ел, малость полегчало, потому как состояние крайней нервозности и напряжённости чуть отступило.
Ещё достаточно много времени Муайто провёл в засаде. Даже ноги затекли от долгого сидения. Несомненно, если кто сюда и направлялся, уже давно бы добрался, хоть как-то выдав себя. Похоже, никто не заметил призывного пламени костра, а значит, и присутствия в горах орка. Можно идти устраиваться на ночлег, чтоб хоть немного отдохнуть.
Силы ему завтра ещё понадобятся, а чутко по-волчьи спать в пол-уха Муайто умел. Не должен совсем уж опасность проморгать.
Вот только никакой сон, пусть даже самый поверхностный и самый чуткий, не хотел приходить на помощь уставшему орку. Хотя в обычной жизни, стоило Муайто чуть перекусить, как глаза сами начинали слипаться даже посреди белого дня. Он потому и обедать не любил, дабы сонливая леность делам дневным не препятствовала. С утра чего заглотил и весь день, как рогач по степи — на ногах и вприпрыжку. И лишь на ночь можно позволить себе пузо до отказа набить да спать завалиться.
А тут вроде и поел, но сна ни в одном глазу. Только и остаётся, лёжа на ветках, в звёздное небо пялиться да стараться о подлой смерти Туаковой дочки не думать.
Когда Муайто учился, шаманы говорили, что каждая звезда — это такое же светило, как и то, что и над их миром висит, свет, тепло и жизнь даруя. Шаманам, конечно, виднее, но Муайто больше нравилось слова отца вспоминать, когда тот сажал его, ещё совсем малька, на колени да рассказывал, что огни над головой — это яркие духи предков, с честью в боях погибших. Мол, доблесть и отвага позволили им миновать Туманные Пределы и вознестись над миром, чтоб за потомками приглядывать да о себе напоминать.
И когда отец из похода дальнего не вернулся, Муайто чуть не каждую ночь перед сном в тёмное небо всматривался. Всё надеялся угадать, в какой из этих мерцающих огоньков отец превратился. Так и засыпал порою, на звёзды глядючи. Один раз по осени даже знатно застудился, насилу его потом выходили. Ох, и болел же он. Только и помнил сильный жар, от которого всё тело ломило, да ласковые руки матери, дни и ночи тогда возле Муайто просиживающей.
У Триски руки тоже ласковые. Но только от материнских прикосновений Муайто всегда казалось, что душа и тело его словно размякают, наполняясь привносимыми нежностью и покоем.
Руки же Триски, хоть и лаская, покоя лишали напрочь, лишь тревожа да возбуждая. Ещё и так, что порою казалось, если не сам Муайто, то зачинатель его точно лопнет от напряжения и переполняющего его желания. И даже если не наяву такие ласки происходили, а во сне, у парня всё взбухало и каменело. Хоть не поднимайся с постели поутру, чтоб не смешить окружающих воспрянувшим естеством.
В нынешних обстоятельствах Муайто и от такого сна не отказался бы. Одна лишь Триска была способна отвлечь его от любых самых грустных и тревожных мыслей.
Да вот только вместо ласкового взора красавицы представлялся Муайто сейчас совсем иной, наполненный горестной печалью и, возможно даже, упрёком, а то и презрением. И от того нутро охотника наполнялось не благостным томлением, а гадко-жгучей тоской и терзаниями. Выть хотелось и рычать от невозможности исполнить обещанное. Обязан он, пусть не спасти детей, так хоть отомстить за их муки подлым коротышкам. Иначе и возвращаться незачем — не посмеет он подойти к Триске. А уж про близость с ней и говорить нечего. Да что Триска, тут уж и вовсе хоть в становище не возвращайся. Хуже всего для орка — прослыть брехливым пёсом, слово своё не сдержавшим. Уж лучше совсем обещаний не давать, чем, дав их, не выполнить.
Ну и какой тут, спрашивается, сон, когда в душе так мерзко и погано?
От тягостных мыслей орка отвлёк негромкий стук камней, донёсшийся с низу. Он едва не вскочил со своей лежанки, вовремя сдержав порыв и начав подниматься медленно и осторожно. Ещё бы сердце, что взбудоражено забухало и затрепыхалось в груди, как-то успокоить и унять.
Густой предутренний туман растёкся уже по всей долине, подобравшись почти вплотную к убежищу орка. И в этой белёсой мути, скрывшей от глаз орка чуть ли не целиком лесные заросли и каменистые предгорья, разглядеть хоть что-то казалось совершенно невозможным. И если бы не повторившийся перестук камней, явно вывернувшихся из-под чьих-то ног, вряд ли охотник смог бы увериться в наличии путников, бредущих в сырых и словно вязких клубах тумана. А потому, скорее всего, даже и не заметил бы неясные, едва различимые силуэты, плавно и практически беззвучно проплывшие мимо него длинной вереницей.
Будь Муайто глупым мальком, верящим в сказки и не знай, что шастают по местным краям проклятые коблитты, мог бы даже решить, что это неупокоенные души трусов и предателей, которые, вернувшись из призрачных Туманных пределов, бродят, заблудившись, по туману настоящему.
Но охотник не просто знал, а был уверен в том, что надежды и ожидания его оправдались, позволив засечь ещё один возвращающийся домой отряд подлого врага. А значит и, встав на след, обнаружить потаённое логово ублюдков. Пора было возобновлять охоту.
Глава 8
Пусть и оставалась ещё вероятность того, что не все коблитты прошли мимо, Муайто всё же решил выбраться из своего убежища и спуститься в долину. Уж лучше рискнуть нарваться на кого-нибудь из приотставших коротышек, чем потерять и этот отряд в густом сером тумане.
В конце концов, даже если и натолкнётся он на кого-то из про́клятого народца, для охотника это менее неожиданным станет, а значит, и окажется он в более выигрышном положении. Прибьёт в крайнем случае пару-тройку гадёнышей да скроется в этом непроглядном мареве. Но так, чтобы всё же иметь возможность оставшихся коблиттов выследить.
Всего несколько шагов вниз по склону, и наполненные липкой сыростью клубы тумана, вяло завихрившись вокруг крадущегося орка, мгновенно поглотили его, плавно сомкнувшись над головой.
И только теперь Муайто смог осмыслить и оценить всю сложность поставленной перед самим собой задачи. Причём ещё какую сложность. Нужно ведь было не только преследовать коблиттов, сильно не отставая от них, но и самому при этом каким-то образом оставаться незамеченным. А как это сделать, если не то что впереди бредущих коротышек не видно, но и даже земли, по которой ступаешь, толком не разглядеть?