— А ускорение не является для меня опасным даром, как дары изменения?
— Нет, не является, об этом не переживай.
— Может, посоветуешь еще какие боевые дары?
— Нет, время нашего общения подходит к концу. Сам расспрашивай рейдеров, какие боевые дары полезны и сам решай, нужны они тебе или нет. Одно запомни — к знахарям тебе хода нет и не забывай закрываться от знахарского зрения. Хочешь прожить здесь долго — никому и никогда не рассказывай о своем даре и его особенностях, и о нашей встрече помалкивай. Лучше всего обзаведись одним бесполезным даром и всем рассказывай только про него, скрывая свою истинную силу.
— У меня есть знание оставшегося времени до перезагрузки, такой дар подойдет?
— Да, в самый раз. С таким умением могут и в группу взять. Смотри только, чтобы карма у них была как можно ближе к нейтральной. Шифруйся под свежака, ментата ты пройдешь без проблем — тебе от главаря муров очень прокачанный дар достался и с открытой гранью. Твой дар ментата способен вызывать у цели одержимость.
— Очень интересно, а это как?
— У всех людей есть потребности и желания. Ты способен их усиливать. Чем естественнее потребность или желание, тем проще тебе будет сделать из них навязчивую идею и наоборот. То есть, если объект очень хочет в туалет, то ты вряд ли сможешь вызвать у него сильное желание пойти на пробежку, но если человек голоден, то тебе не составит труда усилить желание поесть до такой степени, чтобы тот забыл про многое. Потренируйся — сам все поймешь.
— Полезное умение, ничего не скажешь.
— Ну и два последних наставления. Береги трофеи с того, кого нельзя называть. Как бы тебе не было плохо, не продавай и не используй на себе. Храни их пока как талисман. Возможно, в будущем они смогут тебе пригодиться.
— Для чего?
— Сейчас я не могу тебе сказать. Помни, что они в Улье очень ценны, и использовать их стоит для чего-то более значительного, чем спасение одной жизни.
— Я запомню, а второе?
— Втрое — ты, как обычно, забыл о главном. Тебя ждет эпическая подстава от Стикса. Не забывай готовиться. По моим прикидкам, у тебя, в лучшем случае, в запасе есть месяц, если же очень повезет — два, считая со дня твоего попадания в Улей. И заниматься этой подготовкой в Бруклине, куда ты собрался отправиться, я бы тебе не рекомендовал.
— Почему?
— Да все очень просто. После того, как ты убил троих муров из верхушки стаба, их «корабль» стал неуправляемым. Внешников такое положение дел, конечно, не устроит. Самый очевидный их ход — сделать предложение, от которого не отказываются, Маугли, главе Бруклина, и передать обезглавленный стаб в его управление.
— Вот значит как. Подожди, но это же скорее всего приведет к усилению муров в регионе?
— Очень даже может быть, а чему ты удивляешься?
— Я думал, раз я — «пешка» Стикса, то моя задача, убив муровских главарей, ослабить их влияние, разве не так?
— Диоген, о чем я тебе все утро толкую? Действия Стикса не поддаются нашему логическому объяснению. Привыкай, не вздумай разбираться и лезть в дебри. Думай только о том, как изменится расклад сил, и как в этом случае лучше всего поступить тебе чтобы сохранить голову на плечах. Ладно, пора мне отправляться дальше по своим делам. Постарайся не забыть все, что я тебе рассказал, и не подведи меня — я на тебя рассчитываю, так что постарайся выжить.
Он встал, собрал свои вещи, подхватил винтовку и рюкзак, пожал мне руку и… исчез… Я оглянулся по сторонам, но Юриста нигде не было видно. Машинально проверил округу сканом — в радиусе километра его не было. И все-таки, зачем он приходил, и для чего я ему понадобился? И он ни разу не добрячок. Могу конечно ошибаться, но мой жизненный опыт подсказывает, что для достижения поставленной цели Юрист прольет чужую кровь не задумываясь. Я ему нужен зачем-то нужен, и это правда. Вопрос: зачем? Увы, но он, похоже, так и останется без ответа…
Глава 15, часть первая
Закончив разговор с Диогеном, Юрист телепортом переместился в Булавку, на крышу одной из пятиэтажек. Скоро мимо этого здания пойдет рубер, которого он привел в этот город. Зараженного следовало уничтожить и убрать последние следы его, Юриста, вмешательства в дела иммунных. А пока у него есть немного времени, следовало проверить линию судьбы Диогена — все ли он сделал правильно. Задействовав свой дар, он увидел, что нужный ему вариант судьбы Диогена больше не напоминал бледную, едва различимую тень, а светил теперь холодным и ярким лунным сиянием. У него все получилось! Их разговор стал последним штрихом, в нарисованной Юристом картине, и сейчас новичок, выбранный им, просто обречен дойти до золотой жемчужины. Такова теперь самая вероятная судьба Диогена из множества возможных. Да, странная штука эта судьба. Мысли Юриста в который раз переключились на размышление о своей горькой доле. Сказал бы кто ему, молодому пареньку из глухой деревушки, затерянной где-то на Урале, и родившемуся еще в дореволюционное время, что в не особо далеком будущем он станет Богом и будет из-за этого невыносимо страдать… Чертов Стикс! Но какой смысл винить бездушную машину в своих бедах, особенно если в них виноват только ты сам? А перед глазами плыли и плыли картины из далекого-далекого прошлого….
Он родился после «Кровавого воскресенья», и из жизни в царской империи запомнил лишь голод, нищету и беспросветность будущего. Революционные идеи большевиков сразу запали ему в душу — мелкий пацан увидел в них единственную возможность изменить жизнь к лучшему. Известие о случившейся в 1917 году революции и приход к власти большевиков он воспринял с ликованием, а когда наступило время гражданской войны, сбежал на фронт в Красную Армию. Смышленого паренька на войне заметили и после окончательного разгрома белых оправили в Москву учиться. Днем он работал на заводе, а вечером посещал рабфак. Свободного времени практически не было, но ему посчастливилось познакомиться с чудесной девушкой и вскоре у него появилась своя семья. Это было хорошее время — страна оживала после царского застоя и стремительно развивалась. Росла и его семья. У них с женой появилось трое детей — два мальчика и дочка красавица. А потом постучалась новая беда, и пришел новый враг желающий полностью стереть его народ и страну с лица земли. И в этот раз он не остался в стороне, и вновь добровольцем отправился на фронт. Война привела его обратно домой, и осенью 1941 года он в составе 16-й армии защищал Москву от наступления немецких войск с Волоколамского направления. Когда враг подошел практически под стены города, добровольцем на фронт ушел его старший сын. Враг от столицы был отброшен, сын погиб… Именно тогда для него война с фашистами стала личной. В 16-й армии он, как один из лучших стрелков из винтовки, получил в руки новейшее оружие — только что поступившие в войска ПТРД. Так он и воевал с этим противотанковым ружьем, пока не дошел до Восточной Пруссии осенью 1944 года в составе Третьего Белорусского фронта. Война перешла на территорию противника, и его 11-я гвардейская армия (16-я армия была преобразована в 11-ю гвардейскую директивой от 16 апреля 1943 года — прим. автора) на острие атаки фронта ворвалась в город Гольдап. Увы, но на этом наступление захлебнулось. Сил одного Третьего Белорусского фронта оказалось недостаточно, чтобы сломить сопротивление противника и, как планировалось, выйти к Кёнигсбергу. В конце октября от наступления пришлось перейти к обороне, а в первых числах ноября враг пошел в атаку…
Он очень хорошо помнил этот день, день когда для него разом все стало другим. Бой начался обыденно, как и множество боев до этого. Он отстреливал бронированные цели, его напарник, как обычно, прикрывал огнем из винтовки. Отстрелявшись с первой позиции, они уходили на запасную, когда совсем рядом разорвался снаряд. Его сильно контузило и разорвало барабанные перепонки, но других ранений взрыв не нанес — напарник послужил живым щитом, и все осколки попали в тело товарища. Оглушенный, он лежал без сознания на краю небольшой воронки от попадания снаряда, забрызганный кровью напарника и смотря невидящим взглядом в открытое небо. Когда он пришел в себя и огляделся, бой уже закончился. Вокруг него были одни трупы. Звуков он не слышал, но по зареву от выстрелов в вечернем небе выходило, что враг прорвал оборону, и его армия отступила, оставляя захваченный город. Он оказался в тылу противника… Надо было избежать плена и срочно прорываться к своим.
Его верное ружье не пережило близкого взрыва. Практически неубиваемое оружие очень неудачно поймало осколки и стало непригодно для ведения стрельбы. Как и винтовка напарника, которая висела у того за спиной, и первая приняла на себя разлетающиеся осколки разорвавшегося снаряда. Механически подхватив брезентовую сумку с оставшимся боекомплектом к ПТРД и свой вещмешок, он, пригибаясь, короткими перебежками направился в сторону леса, по пути осматривая в поисках оружия тела павших. Ему удалось найти целый ППС (пистолет-пулемет Судаева, прим. автора) в комплекте с шестью магазинами, правда, патроны оставались только в двух. Следовало восполнить боезапас, но вдруг поле боя стало затягивать плотным туманом со странным кислым запахом, и видимость упала практически до нуля. Он успел укрыться в окопе и потерял сознание во второй раз…
Когда сознание к нему вернулось, над окопом в котором он лежал, сияли звезды. Неизвестный туман полностью рассеялся, а вместе с ним пропал и странный кислый запах. Голова заболела еще сильнее, а слух к нему так и не вернулся. Сильно хотелось пить. Он отстегнул у погибшего бойца фляжку и жадно припал к горлышку. От поиска патронов пришлось отказаться — пока стояла ночь, нужно было пробираться через линию фронта к своим. Он собрал свои вещи и оружие и направился в сторону леса.
Первые странности он обнаружил, еще пробираясь среди деревьев. Несмотря на ночное время, было очень жарко для ноября. Ему даже пришлось снять шинель, скатать ее в валик и закрепить на вещмешке. Облаков на небе не было, и месяц давал достаточно света осеннему лесу. Когда конкретно пейзаж вокруг изменился, он не заметил. Еще несколько минут назад он шел по осеннему лесу, потерявшему свою листву, а сейчас его окружали деревья с густыми кронами. К нему снова вернулась головная боль и жажда. Он не понимал, что происходит. Решив, что сбился с пути, он принялся нарезать круги по лесу, но знакомых мест найти так и не смог. Зато под утро ему удалось выйти на асфальтированную дорогу, по которой он и решил пойти, ведь сил бродить по лесу уже не было. Головная боль, как и жажда, не проходили, а вода во фляге давно закончилась.
Он шел и шел по дороге, пока не заметил справа щит с надписью, повергшей его в ступор. На небольшом прямоугольнике белого цвета черными и красными цветами на РУССКОМ языке было написано:
Заповедник