Вернее, попытался отодвинуть: Понтя Филат тоже был мужиком крепким, плечистым и, судя по квадратному подбородку, обладал довольно твердым характером. К этому бы характеру да еще хоть капельку ума... Бригадир вздохнул. - Ну, чего стал? - спросил он. - Отойди, говорю. Дойдет очередь и до тебя.
- Петрович, - не двигаясь с места, спокойно и даже, черт возьми, увещевательно сказал этот псих, - не бери грех на душу. Гони ты ее отсюда к чертовой матери. Ты что, не видишь, что она несовершеннолетняя?
Степан Петрович шевельнул косматыми бровями: оказывается, этот дебил знает еще и уголовный кодекс...
- Хрен ровесников не ищет, - стараясь говорить миролюбиво, отозвался бригадир, подавляя вспыхнувшее раздражение. - Я же не жениться на ней собираюсь. И вообще, - он сделал паузу, пытаясь припомнить имя этого придурка, - вообще, Юрок, отвали-ка с дороги. Время идет, не ровен час, Петлюра нагрянет... Не хочешь ты ее - не надо, кто ж тебя заставит, а в чужой монастырь со своим уставом не лезь, а то как бы беды не вышло, - Беда может выйти, это точно, - спокойно сказал Понтя Филат. Он стоял перед бригадиром в свободной и непринужденной позе, загораживая широкими плечами дверь вагончика. На площадке стало тихо. До присутствующих дошел наконец смысл происходящего:
Понтя Филат в открытую попер против всего коллектива и начал, дурак такой, прямо с бригадира... - Отпусти девчонку, Степан Петрович. В поселке навалом баб постарше. Причеши бороду, возьми бутылку и ступай женихаться. А то, что вы сейчас затеваете, - это почти убийство. А может быть, и не почти.
- Дай ему, Петрович! - выкрикнул кто-то. - Чего он, козел, мешается? Время же идет! Мочи нет терпеть!
Понтя Филат не обернулся на выкрик. Он спокойно смотрел на бригадира с высоты своего немаленького роста, а бригадир, в свою очередь, сверлил его недобрым взглядом своих глубоко посаженных глаз. Степан Петрович думал о том, что парень оказался не робкого десятка, но только дурак он, что делать, и храбрость у него дурацкая. Не стукач, и то ладно... Другой бы на его месте отсиделся в сторонке, а потом накапал бы Петлюре: так, мол, и так, нарушение трудовой дисциплины плюс групповое изнасилование несовершеннолетней... А может, и в самом деле, ну ее к черту, эту козу? Когда разложишь все по полочкам, получается, что этот интеллигент в маминой кофте во многом прав. Только вот бригада... И черт же его дернул лезть со своими замечаниями при всех! Согласиться с ним, уступить - значит навеки подорвать свой авторитет и до конца сезона сделаться мишенью для насмешек. Да черт с ними, с насмешками! Ведь разорвут же, в землю затопчут, и все из-за этой соплячки! Подумаешь, принцесса... Сама вызвалась, а теперь на попятную...
- Отойди, парень, - сказал бригадир, делая тяжелый шаг вперед, - в последний раз добром прошу.
Понтя Филат молча покачал головой.
- Извини, Степан Петрович, - сказал он, - не будет этого.
Бригадир пожал каменными плечами.
- Ну, как знаешь, - сказал он. - Стой там, коли охота есть. А я не стеснительный, я и при всех могу - прямо тут, на травке.
Он рывком развернул девчонку, которая испуганно переводила взгляд с него на Понтю Филата и обратно, лицом к себе, ухватился свободной рукой за ворот ее платья и потянул вниз. Ветхий ситец разъехался с негромким треском, обнажив неразвитую грудь. Бригада приветствовала это зрелище восторженными воплями и улюлюканьем.
В следующее мгновение снова раздался треск, и радостные крики смолкли, словно отрезанные ножом. Бригадир тяжело возился на земле, явно не в силах понять, где у него руки, где ноги и что вообще произошло. Наконец он сориентировался в пространстве и времени и сел, держась рукой за челюсть.
- Ну, козел, - невнятно сказал он, - это ты зря. Понтя Филат легко шагнул вперед, взял девчонку за плечо и подтолкнул ее в сторону леса.
- Чеши отсюда, - напутствовал он ее, - да пошустрее.