Вспомнила давнее-давнее мамино рассуждение: крупные мужики всегда тянутся к маленьким женщинам; вспомнила Сакуна — главного редактора нашей газеты «Горячий ключ» и его жену. Высокий он был, красивый, а жена — маленькая блондинка. Мама любила все красивое, восхитилась им и выразила свое восхищение статейкой о колхозных достижениях. Послала меня к ним домой, чтоб я отдала заметку Сакуну лично в руки. Я разинула рот. «Откуда он взялся, такой большой и красивый?» — удивилась, хоть мне было всего девять лет.
На что я претендую? У меня семья, а эта маленькая женщина подходит ему как раз по закону природы… Ионас встал и вышел. А на пороге появляется мальчик с букетом цветов, за ним его мама. Я обрадовалась: Маргарита! У нас с нею была «закулисная дружба». Мы часто ездили вместе выступать.
— Вот тебе твоя Мордюкова! — воскликнула она.
Все засмеялись.
— Представляете, такой националист, — это Маргарита о своем сыне, — смотрит только американские фильмы и эстонские, но если Мордюкова — бросает все!
Я взяла букет, поцеловала мальчика.
— Здравствуй, Скайдрида, — поприветствовала моя подружка «помощницу» Иоанаса, — как живешь?… Слушай, поедем ко мне, — обратилась она ко мне. — Поболтаем, коньячку выпьем.
— Ты как с неба свалилась. Благодарю Бога! — обрадовалась я.
Входит Ионас с разными бумагами.
— О, мадам! Сколько лет, сколько зим!
— Ионас, дорогой, завези нас с Нонной на ночевку к моей маме!
Он поднял бровь: дескать, вмешиваетесь в программу, — но сдержался. Расстегнул пуговицу пиджака и не дрогнув застыл: внезапно Скайдрида прыгнула на его спину, обняла за шею. Он сказал сухо: «Осторожнее — пиджак помнешь». И вышел, неся на спине свое сокровище.
— У нее латышское имя? — спросила я у Маргариты. А, впрочем, какая разница?
— Тут, Нонночка, как и у вас, неразбериха: и женятся, и работают, и дружат скопом латыши, русские, эстонцы.
Вернулась Скайдрида. Покосившись на выпивку, предложила:
— Давайте выпьем. За тебя, Нонна, ты женщина у-ух! Ты такая… Одним словом, русская женщина.
— «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет»? Некрасова знаешь? — спрашиваю.
— Не знаю, но сказано точно. Давайте выпьем за русскую женщину! Но меня уже понесло.
— Знаешь русских?… И то, что русские — оккупанты, тоже хорошо знаешь?
— А это — прежде всего! — полоснула она наотмашь.
Боковым зрением я увидела входящего Ионаса.
— Запомни: пацаны наши не хотели умирать на чужбине. К маме им хотелось, домой хотелось, на родину рвались… Но пуля сразила русского парня здесь, не объяснив, почему здесь и за что! Ты не хотела бы умереть в России, а он не хотел в Эстонии…
— Я латышка, — растерянно пролепетала она.
— Не важно! Принесла ли ты хоть раз цветок на могилу русского парня? Забудете, затопчете, предадите забвению могилы тех, кто вас от фашистов спас, — Бог вас накажет…
Я опустила лицо, чтоб не видели слез…
Попрощались с Отто и его женой Верой. Договорились встретиться в Таллинне. Мальчик сел рядом с Ионасом, а мы с Маргаритой — сзади.
Вот и остановка — небольшой дом с крыльцом. Мы с подружкой и ее сыном вышли. Ионас нажал на газ.
Мама Маргариты приняла меня очень хорошо.
— Она гостям рада и любит русское кино. Проходи, будь как дома.
Мне отвели отдельную комнату, я наконец легла, и тут же нахлынули мысли об Ионасе. Ни к чему это… Распустилась. Увлеклась… Поставила себе на грудь командировочный приемничек «Селга», тихо плачу, прощаюсь. Больно. Очень больно…
«Ноктюрн», — объявляет голос. Красиво играет квартет. Сердце забилось, да так сильно, что я села. Пошарила глазами по неосвещенной комнате, по колышущимся веткам за окном и пошла к окну… Ты здесь!… Под окном «наша» машина.