Эй, вы! Может, вы не знаете, что это дамская спальня?
Сыщик . Что?! В шкафу? Поди-ка сюда.
Мальчишка . Какая наглость, а?
Сыщик . Ты это брось. Входи и закрой за собой дверь.
Мальчишка(подходя к нему) . Вот это я понимаю — вежливость! Приглашают человека в его собственную гостиную.
Сыщик . Я сыщик.
Мальчишка . Что? Шпик? Меня здесь нет!
Сыщик . Да я тебе ничего плохого не сделаю. Я хочу только кое-что разузнать, чтобы оказать услугу одному человеку.
Мальчишка . Услугу? Как бы не так! Тут еще пока от шпиков добра не видели.
Сыщик . Не будь дураком! Неужели я стал бы тебе рассказывать, что служу в полиции, если б хотел тебя зацапать?!
Мальчишка . Вот спасибо, дяденька, а то я сам бы не догадался!
Сыщик . Кто здесь живет?
Мальчишка . Герцог.
Сыщик . Да, но как его настоящее имя?
Мальчишка . Не знаю. Он говорит, что «Герцог» — это его «nom de guerre» [7] , и, провались я на этом месте, если я знаю, что это значит.
Сыщик . А каков он из себя?
Maльчишка . Худой, как щепка. Волосы седые, бритый, ходит в цилиндре, в глазу стеклышко. И как он на вас через это стеклышко взглянет — душа в пятки!
Сыщик . А Джим? Кто он?
Мальчишка . Он?! Вы хотите сказать — она?
Сыщик . А… Значит, это та дама, которая…
Мальчишка(перебивая). …спит в шкафу. А эта комната наша — моя и Герцога…» И т. д. и т. д.
Роль у меня была большая и, хотите верьте, хотите нет, очень нравилась публике — может быть, еще и потому, что я выглядел даже моложе своего возраста. Каждая моя реплика вызывала смех. Меня смущала только кое-какая техника. Например, как надо заваривать на сцене настоящий чай — я не знал, нужно ли сначала насыпать в чайник чай, а потом налить кипятку, или наоборот. Как это ни парадоксально, тогда мне было легче говорить на сцене, чем действовать.
«Джим» не имел успеха. Рецензенты разнесли пьесу в пух и прах, но тем не менее дали обо мне несколько благоприятных отзывов. Особенно благожелателен был один из них — мне его показал актер нашей труппы, мистер Чарльз Рокк. Это был старый и довольно известный актер, с которым мне пришлось играть большую часть своих сцен. «Молодой человек, — сказал он торжественно, — смотрите, чтобы у вас голова не закружилась, когда вы это прочтете!» И, преподав мне наставление о пользе скромности и вежливости, он прочел мне обзор из «Лондон Топикал Таймc», который я запомнил слово в слово. После нелестного разбора пьесы, критик писал: «Единственное, что спасает пьесу, это роль Сэмми — малыша-газетчика, этакого продувного лондонского уличного мальчишки, вызывавшая смех зрителей. Достаточно банальная и избитая, она была, однако, очень забавна в исполнении юного Чарльза Чаплина, способного и темпераментного молодого актера. Мне еще не приходилось слышать об этом мальчике, но я надеюсь в самом ближайшем будущем услышать о нем немало». Сидней купил дюжину экземпляров этой газеты.
Закончив двухнедельные гастроли «Джима», мы начали репетировать «Шерлока Холмса». Мы с Сиднеем продолжали жить на Поунэлл-террас, так как все еще не были уверены в прочности своего положения.
Во время этих репетиций мы с ним съездили в Кэнхилл повидаться с матерью. Сначала сестры сказали нам, что ее нельзя увидеть, она себя плохо чувствует. Они отозвали Сиднея в уголок, но я слышал, как он им ответил: «Нет, я думаю, он не захочет». А потом, обернувшись ко мне, он грустно спросил:
— Ты ведь не хочешь увидеть маму в палате для буйных?
— Нет, нет! Я этого не вынесу! — сказал я, с ужасом отшатнувшись.
Но Сидней к ней пошел, и мать узнала его и даже вела себя вполне разумно. Несколько минут спустя сестра сказала мне, что мать сейчас в достаточно хорошем состоянии, и если я хочу, то могу ее повидать. Мы сидели втроем в палате, обитой войлоком, и разговаривали.