- Людка... – сказал он и мысленно договорил: «Какая ты гладкая да титястая колхозница!»
А Дэн напоминал крадущегося полуночника, что заглянул в незанавешенное окно. Из-за присутствия Алика он опустил глаза, воровски поводя ими.
- Чтобы на тебя дым не шёл, – проговорил заискивающе и осторожно тронул несгоревшую ветку, – какое-то от меня не зависящее бессистемное движение воздуха… Отодвинем вот этот сучочек и направим дымок левее…
- На меня не идёт, – голос у Алика оказался неожиданно грубоватым.
А Галя в эти минуты смотрела на Енбаеву, как на казнокрадку, обнаружившую свои намерения. «И ведь удастся!» – с этой волнующей мыслью, скосив глаза на Дэна, она проговорила проникновенно:
- Пятунчик, разденемся наперегонки? На спор?
Дэн деланно рассмеялся. А Енбаева инстинктивно выбрала самое удачное – поддержала с прямодушием:
- Ага, давайте! Так приятно! – и повела плечами.
Боб, которому пришла некая мысль, позвал:
- Людка, сбегаем искупаемся? Тут недалеко.
Озеро находилось в километре и для купания подходило плохо, имея топкие заросшие берега. Люда знать этого не могла, но она понимала другое: на подобные радости и деревня щедра и не только в купальный сезон.
- Если все вместе! – воскликнула она с обезоруживающим подъёмом.
Галя ослепительно улыбнулась ей, а Бобу проворковала понимающе-интимно:
- Тут родственное... сбегайте вдвоём...
Люда увидела, что ей подставили ножку, и не нашла ничего иного, как схватиться в открытую:
- Каждый понимает в меру своей испорченности!
Галя подалась к Бобу:
- А ну – как я понимаю?
Он, словно озорной мальчуган, пойманный девочкой на пустячной шалости, с ухмылкой показал кулак, чьи размеры, правда, нарушали впечатление невинности.
И тут Алик вкрадчиво шевельнулась на одеяле. Глубоко запрятанная робость, которая делала её тщеславной, заговорила о себе дурно. Душа домогалась, чтобы некто редкостный вместил непорочную греховодницу. И оттого, что его не было вблизи, она тем злее показывала себя негодницей.
Она положила одну ножку на другую и подвигала пальчиками, чьи ноготки блестели малиновым лаком: босоножка соскользнула с изящной ступни, зацепившись ремешком за мизинец...
Боба взвило рёвом сирены. Перед ним бушевало багровое пламя. На него опрокидывалось море. То есть это было нечто более важное, чем пламя и море. Он выбросил ручищу и завладел туфлёй, сумев каким-то чудом не полапать ножку.
Алик видела возбуждённого пса с мокрым носом и высунутым языком, невыразимо-блистающий взгляд впился в неё, щекоча кожу. Алик с внезапной для её вида страстной грубостью приказала:
- Отдай!
- Не-е!
Она лениво привстала на одеяле, схватила босоножку и попыталась выдернуть её из пятерни спортсмена. Краем глаза видела приготовленный для костра обломок толстого сука. Кто спорит, что поцелуи сладки? С какой усладой поцеловала бы она Боба в переносицу этим обломком!
Галя, перегорая в переживаниях, швырнула в них травинкой:
- Кончайте, футболист и Цирцея!
Незвано принёсся откуда-то звук мотора и властно навязал себя. Боб нехотя, вслед за остальными, повернул голову и выпустил туфлю.
- Вано? – предположила Галя.
Дэн неуверенно кивнул. Приятель, занятый каким-то коммерческим делом, обещал развезти их по домам, но было ещё рано. Разве что он освободился...
Боба отягощал темперамент, и он с лёгкостью вскочил, ища просветы между ветвями:
- Нет – чёрная «волга», старая модель. – Подпрыгивал на месте, топча жилистыми ногами валежник и всматриваясь в сторону машины.
Хлопнула дверца, между деревьями замелькала фигура, забирая в сторону, и скрылась среди теснящегося мелколесья.
- Мужчина... – вырвалось у Енбаевой.
- Да? – тонко усмехнулась Галя, напряжённая, ехидная, теряющаяся от эмоций и интереса.