В момент учебы он кричал своему противнику:
- Наноси удары по-настоящему, злись, как в настоящей драке.
Как мы ни старались нанести удар по лейтенанту, но он умело избегал их. Надо мной он посмеивался запросто:
- Росточек у тебя для рукопашной работы маловат, товарищ главстаршина, опять же - руки коротковаты. Вширь тебя роздало, а ростом не вышел.
Тогда же лейтенант Трофимов передал меня в распоряжение отдела кадров авиационной части.
Явился в штаб, как было приказано. В маленькой комнате за письменным столом сидел майор в летной форме. На его голове не было ни одной волосинки, отчего кожа на голове казалась тонкой, как папиросная бумага, и блестела. Тонкие губы, тяжелый подбородок, мясистый нос не радовали меня. На столе лежала стопка карточек по учету кадров. В карточке было отмечено, что я отличный стрелок.
После моего доклада майор долго, не мигая, смотрел на меня, словно хотел увидеть во мне что-то особое, никому не известное. Я почувствовал себя от такого пристального взгляда неловко и решил ответить тем же. Вытаращил и я свои глаза на начальника. Я не знаю, о чем в это время думал майор, но в мыслях я отвечал ему: такой взгляд выдержу.
Видно, майору надоело молчать, он решил мне задать вопрос:
- Где научился метко стрелять?
- Во флоте.
- Флот большой.
- В школе оружия, - ответил я майору так же коротко.
- Теперь я буду учить тебя, как нужно по-настоящему стрелять.
После этих слов настроение мое совершенно испортилось: пока научусь у него, и война кончится.
Майор подробно рассказал, что мне предстоит изучать.
Выслушал я майора до конца и ответил:
- Вы собираетесь меня учить стрелять, а сами стреляете хуже меня. Я второй год прошусь на передний край в действующую армию и хочу бить врага, а не мишени.
Мой резкий тон мог возмутить майора, но случилось то, чего я не ожидал.
Майор соскочил со стула, подошел ко мне, взял мою руку и стал трясти ее, жать и приговаривать:
- Да ты же настоящий матрос, а не хлюпик. Некоторые при малейшей возможности стремятся от фронта куда угодно смыться, только не на войну, а ты вон как. Хорошо. Твою просьбу я удовлетворю. Ты свободен.
После таких слов мне хотелось обнять и по-братски расцеловать этого лысого, пучеглазого человека. Вот уж никогда не думал, что в таком на первый взгляд сухаре живет чувствительная душа.
Так отказался я от школы стрелков-радистов.
Затем, оказавшись в пулеметной роте Большешапова, я уже мог показать свои способности уральского охотника-стрелка.
Строгий, требовательный и чуткий командир пулеметчиков как-то на привале, еще на пути к Сталинграду, посадил меня возле себя рядом с пулеметом и спрашивает:
- Смыслишь что-нибудь в этой машине?
- Кое-что знаю, - ответил я. И начинаю быстро, почти не глядя, разбирать пулемет.
Старший лейтенант смотрит, улыбается...
На следующем привале ко мне подошел комбат капитан Котов.
- Ротный докладывал, будто ты не плохо знаешь пулемет и хорошо стреляешь. А я вот сомневаюсь. Где уж финансистам хорошо стрелять, когда они раз в год на полигоне появляются.
Задело это меня. На фронт еду, а тут такое недоверие.
- Зря вы так, товарищ капитан. Я, может быть, не хуже вас стреляю...
- Хорошо, проверим.
- Пожалуйста.
- Реутов! - крикнул ординарцу комбат. - Отмерь шагов тридцать, клади бутылку ко мне дном.
Рядом с комбатом неловко топчется Большешапов - за меня болеет. Комбат вынимает из кобуры пистолет, целится в бутылку. Выстрел, второй - бутылка со звоном разлетается.
- Хорошо стреляете, - осмелился я заметить. Комбат поворачивается ко мне и отвечает:
- В бутылку тебе, конечно, трудно попасть, поэтому попробуй в мою фуражку.
И подает мне свой пистолет с тремя патронами.
- Без фуражки останетесь, товарищ капитан.