— Как же вы могли оказаться в монастыре в таком нежном возрасте?
— Да, мне было тогда восемь лет, — кивнула сестра Девоте. — Меня оставили на попечение матери-настоятельницы. Видите ли, мои мама и папа… В общем, их тогда уже не было в живых.
— И вас привезли сюда с Севера? — уточнил Андре.
— Мои родители оттуда, — туманно ответила монахиня. Андре лихорадочно размышлял, как вести себя дальше. Все слова сестры Девоте можно было истолковать по-разному. Нет, она не лгала, но, как ему казалось, что-то недоговаривала. Ему хотелось напрямик спросить девушку, она ли была приемной дочерью Филиппа де Вилларе. Но сестра Девоте могла замкнуться или просто уйти, и тогда узнать правду стало бы еще труднее.
— Страшные события, — искренне сказал Андре. — Столько горя! Столько кровопролития!
— Этому кошмару не видно конца, — заметила сестра Девоте. — Если на остров придут французские войска, кровопролитие начнется вновь. Этой земле нет покоя…
Девушка показалась такой несчастной, что Андре захотелось утешить ее, как ребенка. Забыв о намерении обдумывать каждое слово, он живо спросил:
— Вы говорите так, словно не ждете от французов ничего хорошего. Но вы говорите на чистом французском языке. Разве они не ваши земляки? Какой же вы национальности?
— Гаитянка… Разве вы не поняли, что я… окторунка? От удивления Андре на мгновение лишился дара речи.
Вспомнив слова Жака, он бросил взгляд на основания ногтей девушки. Они были коричневатые.
Андре был поражен. Все его надежды рухнули в один миг. В глубине души он рассчитывал, что перед ним приемная дочь его дяди. Он вспомнил, что в миру монахини имеют другое имя. По крайней мере, он был совершенно уверен, что монахиня — белая. Признание девушки выбило у него почву из-под ног…
Он продолжал тупо смотреть на ее изящные миндалевидные ноготки, которые свидетельствовали о его ошибке.
Выходит, Кирк с Жаком были правы? Окторуны практически неотличимы от белых.
Еще он вспомнил, что читал об окторунах в Англии. Благодаря смешанной крови мулаты бывают очень красивыми. Часто случается, что они, внебрачные дети, оказываются и красивее, и способнее законных детей своего отца.
Теперь он видел, насколько верно это наблюдение. Девушка была прекрасна. Трудно допустить, что ее сводные сестры могли быть красивее.
Монахиня вызывала у Андре странное чувство. Он был разочарован, что сестра Девоте не сможет помочь ему в поисках клада.
Но его огорчало не только это. Какой смысл таиться от самого себя? С первой встречи ее нежный, благородный облик вызывал в нем волнение. Ему было очень жалко, что она — монахиня. Если бы не это, бог знает как могли бы сложиться их отношения.
Сестра Девоте, очевидно, поняла, как поражен Андре. Она спросила:
— Так какой помощи вы от меня ожидаете? Я готова что-нибудь сделать для вас, если это в моих силах. Андре ответил:
— Пожалуй, я ошибся. Едва ли вы сможете чем-то мне помочь. Видите ли, однажды старый граф сообщил мне, что обеспечил мое будущее.
— Как он мог это сделать? — растерянно сказала девушка. Она словно думала вслух. — Ведь из дома унесли все. Все имущество белых — в руках новой власти.
— Я думаю, граф де Вилларе где-то спрятал деньги, — признался Андре.
— А вы обыскали дом?
— Там нечего искать, — с безнадежным видом махнул рукой Андре. — В доме просто не осталось мест, где можно было бы что-то спрятать. Я уверен, что те, кто растаскивал имущество, сами пытались обнаружить клад. Мебель — украли, полы — сняли. Вместо стола мне служит ящик. Но, насколько мне известно, они ничего не нашли.
— А вы уверены, что старый граф действительно что-то оставил? — спросила сестра Девоте.
— У меня есть для этого все основания.
Назвавшись сыном графа, он не стал рассказывать о письме, что породило бы новую ложь.