Даже ты не смогла бы отвести от меня это.
Беатрис плеснула в лицо пригоршню ледяной воды. Ей жутко хотелось пить, но склизкий ком в горле мешал даже дышать.
Сейчас я соберусь с силами, оденусь, приведу себя в порядок и поеду к Пирсону. А потом к своим, в офис. Они удивятся, а потом обрадуются, поздравят меня. Будут, конечно, перешептываться, но это нормально. Мой рок — вот что ненормально. Почему судьба решила отнять единственное, ради чего я жила? Мою свободу. Если бы ты только знал, Шейн Пирсон, что ты делаешь в своем ослеплении и упоении собой! Если бы ты только знал!
Но он не знает, а даже если бы и знал, ему все равно. Ему нужна моя душа и мое тело. Он купил их за горы цветов. Кому-то это могло бы показаться романтичным… Но не мне. Как ты ошибаешься, Шейн! Как же ты ошибаешься!
Разве ты будешь счастлив рядом со мной? Или тебе не нужно быть счастливым, а нужно просто обладать?
Беатрис долго стояла под горячим душем, пытаясь согреться. Но холод и ужас, казалось, навсегда поселились в ней, и Беатрис поняла, что теперь больше никогда не согреется.
Она растерлась махровым полотенцем и посмотрела на себя в зеркало, но красота ее грациозного, изящного тела не доставила ей радости, как раньше. Теперь собственное тело казалось Беатрис чужим. Оно ведь больше не принадлежит ей. И даже Пирсону оно не будет принадлежать.
А было ли у меня хоть что-то свое? Страх всю жизнь жил в моей душе. Мне просто удавалось не замечать его. И вот теперь он заполонил мое тело. Что тут удивительного? Кажется, Пирсон получит чуть больше, чем хотел.
Беатрис невесело усмехнулась, и от этой усмешки ее лицо исказилось до неузнаваемости.
Оно показалось Беатрис маской, какую надевают на Хеллоуин, чтобы попугать соседей, а потом посмеяться вместе с ними. Вот только с кем будет смеяться она?
— Здравствуй, Шейн. Я пришла сказать тебе, что я согласна.
— Я знал, что ты придешь. Почему твоя кожа такая холодная? Может быть, я сумею согреть тебя?
— Может быть.
— Что с тобой, Беатрис? Неужели ты не рада?
— Рада?
— Не становись моим эхом.
— Эхом? Да, я теперь только эхо…
— Черт! Да что с тобой творится?!
— Знаешь, Шейн, ты ведь получишь не одну меня…
— Что это значит, Беатрис?
— Не одну…
— Беатрис! Приди в себя! Что ты хочешь мне сказать? Что я получу с тобой?
— Ты получишь мой Ужас… Он сейчас придет, он уже пытается вырваться… Я чувствую его!
— Беатрис! Кто-нибудь! Вызовите «скорую»!
— Здравствуй, Беатрис. Теперь все будет в порядке. Я говорил с врачом. У тебя был обморок, ты переволновалась. И потом, у тебя, кажется, что-то с сердцем. И началось это еще вчера. Почему ты не обратилась за врачебной помощью?
Беатрис отвернулась от окна и посмотрела на Шейна, который стоял с огромным букетом белоснежных лилий. Он виновато улыбался, совсем как мальчишка. И невольно Беатрис улыбнулась ему в ответ.
— Ну вот, так-то лучше! — обрадованно сказал он. — Если тебе интересно, твоя фирма процветает. Я думал, что они без тебя не справятся. А они отлично работают. Просто удивительно!
Я-то думал, без тебя там ничего не вертится. А все отлично. Клиенты довольны, обороты растут.
Просили передать тебе привет. Они ждут тебя, Беатрис. И очень любят. Я даже позавидовал тебе.
— Почему лилии, Шейн? — с трудом разлепив губы, спросила Беатрис.
— Ты говорила о них. Когда бредила. И я подумал, что ты очень любишь белоснежные лилии…
— Нет, Шейн, никогда, никогда не дари мне белых лилий. Я прошу тебя, никогда.
— Прости, Беатрис. Я думал…
— Я все понимаю, но — не дари.
— Договорились. Ты только поправляйся! Ты очень нужна всем нам.
— Спасибо, Шейн. Скажи мне только, зачем я нужна тебе?
— Ну считай, что я дал себе обещание. Хотя, если ты сейчас скажешь «нет», я все пойму.