Саша перестала махать ногами и уставилась в точку за окном.
— Что случилось? — подошла медсестра.
— Кто-то прыгает за забором.
— Где?
Медсестра встала рядом с Сашей, и теперь они обе внимательно наблюдали чей-то планомерный штурм забора. Вот показались руки — сначала одна, затем — другая. Вот вязаная шапочка, чьи-то плечи в темной куртке…
— Кто-то пытается влезть на забор, — задумчиво произнесла медсестра и оглянулась на Сашу. Та широко раскрытыми глазами жадно следила за силуэтом человека. Прямо на глазах у медсестры ее подопечная резко побледнела, качнулась назад, потом кошкой прыгнула вперед и прилипла к стеклу.
— Илья, Илья! Я здесь!
Медсестре показалось, что Саша сейчас сорвет голос. Она стала что-то говорить о вреде сильных эмоций. Саша как ненормальная барабанила по стеклу.
— Там Илья! — кричала она. — Впустите его!
Медсестра подбежала к стеклу — лес за пеленой снега сурово темнел. Никакого движения. На заборе уже никого не было. По коридору дробью стучали шаги хозяйки и горничной.
— В чем дело? — Ледяной голос ворвался в зал. Медсестра открыла было рот, но стальной взгляд Каштановой лишил ее дара речи.
— Там Илья! — кричала Саша, тыча пальцем в стекло. — Он ищет меня! Впустите его немедленно! Слышите?! Впустите же его!
Она метнулась к двери, но в проеме стояли Каштанова и горничная — незыблемой стеной. Бесстрастная маска на лице Каштановой должна была остудить Сашин пыл.
— Где, дорогая? Там никого нет!
Каштанова изо всех сил старалась держаться дружелюбно и спокойно.
Медсестра стояла по стойке «смирно» и не сводила с нее глаз.
— Он был там! Я видела! Вы не смеете не пустить его! Он — отец моего ребенка!
Глаза Каштановой сузились. Стали как две щелочки. Последняя фраза привела ее в неистовство.
— Что вы стоите?! — гаркнула она не то медсестре, не то горничной. — У нее галлюцинации! Вы ждете нервного срыва? Быстро укол!
Медсестра ринулась к чемоданчику. Горничная — к Саше. Саша отпрыгнула в угол. Она вела себя как затравленный зверь. Тронь — зарычит. Горничная вместе с Каштановой кинулись к ней, схватили за руки. Саша визжала, у медсестры дрожали руки и подкашивались ноги. И все-таки они втроем оказались сильнее Саши. От укола она обмякла. Ее уложили на диван. Она закрыла глаза и погрузилась в полусон.
— У девушки неадекватное поведение. Я вас предупреждала, — глядя прямо в глаза медсестре, тихо вещала Элла Юрьевна. — Временами у нее случаются галлюцинации. Этот тип, который бросил ее беременную, теперь везде ей мерещится. Негодяй!
— Но может быть, лучше…
— Что может быть лучше для моей племянницы, я знаю сама. Разговор окончен.
Медсестра попрощалась и поспешно покинула особняк Каштановых.
Дом погрузился в мрачное молчание.
Глава 22
Миша ремонтировал газовую колонку на кухне у Антонины Терентьевны. Настя держала инструменты, а старушка жарила пирожки. По ее суетливым, резвым движениям легко было догадаться, как она относится к тому, что у Насти появился кавалер. В этом факте Антонина Терентьевна находила для себя большие перспективы. Мужчина в доме, что тут говорить? Миша уже устранил в квартире Антонины Терентьевны множество мелких неполадок и вот наконец-то добрался до газовой колонки! Антонина Терентьевна сбегала на рынок за капустой, приготовила начинку. Настроение в доме царило приподнятое. Антонина Терентьевна чувствовала себя чуть ли не авантюристкой. Да что там! Участницей дворцового переворота, не меньше!
Еще бы! Ее ученики доверили ей свою дочь. Строго-настрого наказали следить за ней и держать в курсе всех ее дел. «И чуть что — сразу звоните!» Особо строго Альбина с Валерой наказали блюсти Настину девичью честь. Чтобы не загуляла. Ее ученики находились до сих пор в том суетном беспокойном возрасте, когда иллюзии все еще наглухо заслоняют родительское зрение, а мнимые ценности заслоняют истинные. Молодое поколение, включая их дочь Настю, воспринимается как класс антагонистический, который нужно ломать и отесывать. Антонина Терентьевна же, перешагнув седьмой десяток, иллюзии наконец утратила безвозвратно, а взгляды на воспитание пересмотрела в корне. В Насте она быстро угадала тот огонь, у которого так приятно греться, то живое, иногда слишком живое существо, которое заставит и саму Антонину Терентьевну встряхнуться, острее почувствовать жизнь. Они подружились, как это ни странно. Антонина Терентьевна даже несколько задрала нос перед соседками. Она больше не вступала в бесполезные дебаты по поводу цен и пенсий, а по телику смотрела исключительно «Фабрику звезд» и другие новомодные проекты, в которых участвовала молодежь. К жизни Настиной группы старушка выказывала неподдельный интерес. Знала по именам преподавателей и сама ездила на книжный рынок, поискать для Насти «макулатуру» — раритетные издания, которые задавали по теории драмы.