— Не думаю, — спокойно отозвался Эдуард. — Скорее всего, просто осторожничают.
— Но в таком случае у нас не будет зацепки, чтобы взять их с поличным!
— Спокойно, Георгий, — Берзинь перекладывал принесенные другом деньги в свой командирский планшет. — Доказательств уже больше чем достаточно. Дзержинскому и Петерсу ясно, что главный корень контрреволюции — вмешательство капиталистов в наши дела. И не только интервентов. Гораздо опасней враги, которые окопались в посольствах и миссиях… Их всех возьмут, как миленьких, и заставят заговорить…
— Но когда? Когда? Время идет, а ВЧК ничего не предпринимает…
— Подожди, придет тот час, когда нам уже не нужно будет притворяться…
(Из книги Д. Голинкова «Крушение антисоветского подполья в СССР».)
(Из очерка Р. Пименова «Как я искал шпиона Рейли».)
(Из книги Н. Берберовой «Железная женщина».)
Петроград, 29 августа 1918 года
— Господи, как ты вовремя! — вид у бравого моряка был неважный. — Я тут с ума схожу потихоньку. Знаешь, никогда не верил в мистику, а тут что-то тоска замучила, какие-то предчувствия нехорошие. И сердце щемит…
— Тоска — чисто российская зараза, и ты ее подхватил, — желая подбодрить друга, пошутил Реллинский. И уже серьезней добавил: — Может быть, тебе стоит показаться хорошему доктору?
Кроми махнул рукой:
— Где сейчас найдешь стоящего врача? Поуезжали, поумирали… А в лапы какого-нибудь коновала я попадать не хочу! Вот приеду в Англию, тогда и сдамся медицине. Это будет совсем скоро…
Упомянув родину, он повеселел:
— Слушай, Джордж, давай закатимся к актрискам! Я тут с такими девочками познакомился…
— А почему бы нет? — усмехнулся Георгий Васильевич. — Лучшего средства от тоски я не знаю. Развеемся, и ты сразу почувствуешь себя здоровым…
По пути они заглянули в два-три злачных места и к дому в Шереметьевском переулке пришли, уже загруженные выпивкой и закусками.
«Актрисы» живо накрыли на стол. У «девочек» был измученный и голодный вид. В предчувствии еды они немного повеселели и принялись кокетничать. Оленька Старжевская — она служила секретаршей в ЦИК — села на колени к Фрэнку и начала рассказывать анекдоты про своего начальника. Дагмара, которая и в самом деле когда-то была актрисой Художественного театра, хлопнула подряд четыре рюмки водки и стала нараспев читать монолог Нины Заречной из чеховской «Чайки»: «Люди, звери… Я — чайка!» Опьянев, она с трудом взгромоздилась на стол и принялась отплясывать на нем канкан. Тарелки и стаканы посыпались во все стороны. Кроми хохотал, «актриски» вторили ему, а Реллинскому стало скучно.
Он вышел на кухню и закурил папиросу. Хозяйка квартиры, молодая женщина, которую Георгий Васильевич не успел толком разглядеть, выкидывала в помойное ведро осколки битой посуды. Заметив его взгляд, она сказала извиняющимся тоном:
— В наше время все вынуждены быть немного проститутками… Иначе не выжить.
В этом была некая пронзительная правда, и сам Реллинский не раз ловил себя на подобных мыслях, вынужденный постоянно носить личину английского шпиона.
Он угостил хозяйку папиросой, и некоторое время они молча курили, глядя через окно во двор — типичный питерский «колодец». Из комнаты доносилось хихиканье Оленьки Старжевской.
— Меня зовут Ирина, — сказала женщина, бросая окурок в ведро. — Если хотите, я буду сегодня с вами.
Эти слова почему-то глубоко растрогали Георгия Васильевича. Они звучали как проявление участия. В последние месяцы он остро чувствовал свое одиночество. Неожиданно для себя Реллинский сделал шаг к Ирине и обнял ее.
Глава 5
КОНЕЦ — ЗАГОВОРУ ВЕНЕЦ
(Ф. Дзержинский.)
Немного истории
6 июля 1918 года в германском посольстве в Москве появились два человека. Один из них назвался членом ВЧК Блюмкиным, другой — членом революционного трибунала — Андреевым. Они предъявили удостоверения с печатью ВЧК, подписанные Ф. Дзержинским, и потребовали, чтобы посол Мирбах принял их по срочному делу. Получив согласие, Блюмкин и Андреев открыли стрельбу и бросили бомбу. Мирбах был убит, его сотрудники ранены. Брестский мир оказался под угрозой.
В тот же день Ленин и Свердлов приехали в германское посольство и, выразив от имени Советского правительства соболезнование, дали слово, что дело об убийстве будет немедленно расследовано и виновные наказаны. На место происшествия прибыл Дзержинский. Осмотрев брошенные убийцами документы, он заявил, что подписи на них подделаны, хотя печать ВЧК и бланки удостоверений были подлинными. Якова Блюмкина Дзержинский знал лично — тот работал в ВЧК начальником секретного отдела. Николай Андреев служил в ВЧК фотографом. Они были левыми эсерами, и официальная версия назвала убийство германского посла левоэсеровской провокацией.
Любопытно, что еще в феврале Дзержинский передал заявление в ЦК ПРОТИВ подписания Брестского мира. Еще в начале июля германское посольство предупреждало его и лично, и через нар-коминдел о готовящемся покушении на Мирбаха, но главный чекист страны отвечал, что это пустые слухи, и добивался разрешения арестовать тех, кто их распускает. Уже к вечеру 6 июля, не успев дать никаких показаний, был расстрелян зампред ВЧК Александрович, выдавший убийцам удостоверения на подлинных бланках с подлинными печатями. Вопреки желанию Ленина сразу же после убийства Мирбаха Дзержинский отправился в отряд ВЧК под командованием левого эсера Попова, где укрывались Блюмкин и Андреев, и там находился (официальная версия — был задержан) до окончания военного разгрома левых эсеров, после чего Попов благополучно сбежал. Ленин отдал распоряжение задерживать все автомобили ВЧК. Германское правительство настойчиво требовало наказать убийц и инициаторов убийства, но Яков Блюмкин вскоре снова боролся в рядах ВЧК с врагами Советской власти и был расстрелян только в 1929 году как троцкист.