Она повернулась и «прошествовала» – одно из словечек, которые они учились писать на этой неделе, – за дверь, все так же прижимая к груди хрупких фарфоровых птичек, точно один из тех полудобрых рыцарей, что дали обет уберечь святые мощи от язычников. Кирсти хорошо запомнила рассказ об этих рыцарях, поскольку никак не могла взять в толк, как это грешники, пусть даже наполовину, могли дать обет оберегать святые мощи во славу Божию.
Отец смотрел, как закрылась дверь; затем наконец он медленно обернулся, переводя взгляд с нее на брата, который все еще сидел на полу.
– Вставай, Грэм! – только и сказал он.
Когда брат поднялся, Кирсти быстро шагнула вперед, пока он еще не сделал или не ляпнул какую-нибудь глупость. К тому же она чувствовала себя перед ним в долгу. Ведь он все-таки ее брат.
– Папа!
– Да?
Кирсти улыбнулась лучезарно, как могла; секунды две она стояла с этой улыбкой, потом сказала:
– Я не кидала кирпич из окна на голову мистеру Эпплбаю.
Отец не отозвался, он только смотрел на нее, точно стараясь по ее лицу догадаться, правду ли она говорит или лжет. Поскольку, как обычно, в словах ее было и того и другого понемножку, Кирсти считала, что ей нечего опасаться.
– И Грэм тоже ничего такого не делал.
Она подвинулась, слегка заслоняя брата, и украдкой толкнула его в бок локотком:
– Правда ведь, Грэм?
Глаза у брата полезли на лоб от ее тычка, и он энергично кивнул головой. Он все-таки не был так глуп, как другие мальчишки.
– Наверное, этот кирпич просто с неба свалился.
– Ну, не совсем.
Смотреть отцу прямо в глаза было нелегко. Похоже, он понимал куда больше, чем большинство взрослых, и больше, чем хотелось бы Кирсти.
Еще мгновение – и он расхохотался, однако смех его был далеко не веселый.
– Ну что ж, хоть однажды за всю свою долгую жизнь этот старый проныра Фергюс был прав.
– В чем прав, папа?
– В том, что мне нужно, – отозвался отец рассеянно.
Вот она – прекрасная возможность переменить тему.
– А что тебе нужно?
Отец ничего не ответил; молчание, казалось, тянулось бесконечно. Он пристально смотрел на свои руки, рассеянно крутя золотое кольцо на пальце. Мысли его были где-то далеко; Кирсти видела это. Взгляд у него был отсутствующий – такой бывает у людей, когда они заблудятся и, оглядываясь, соображают, куда же им двигаться дальше. Девочка раздумывала, что мог иметь в виду Фергюс, говоря, что отцу что-то нужно, и имеет ли это какое-либо отношение к ним с Грэмом.
Ее мучило любопытство:
– Так тебе что-то нужно, папа?
Кирсти стояла, скромненько, как пай-девочка, убрав руки за спину и легонько покачиваясь с носка на пятку в своих кожаных, красных с пуговками, туфлях.
Отец взглянул на нее так, будто немало удивился, откуда она здесь?
Неужто он и вправду мог так быстро забыть про нее? Сердце ее слегка сжалось, и Кирсти перестала покачиваться; она вся напряглась и стояла не шелохнувшись. Девочка чуть вздернула подбородок, стараясь скрыть свои чувства.
Отец покачал головой:
– Тебя это совсем не касается.
Кирсти молчала. Ей было страшно.
Отец как-то странно взглянул на нее.
– С тобой все в порядке? – Девочка кивнула. – Ты что-то побледнела. Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да.
Кирсти помолчала, потом сообразила, что, наверное, ему это не безразлично, раз он выглядит таким обеспокоенным.
– Здесь просто очень душно.
Отец озадаченно огляделся.
– Да, иногда здесь бывает так душно, что нам прямо-таки нечем дышать. – Она опять ткнула брата. – Скажи, Грэм!
Тот кивнул, затем воззрился на сестру с недоумением. Кирсти испугалась, что отец может заметить этот взгляд, и ущипнула братишку.
– Смотри, даже у Грэма бледный вид.
Теперь она полностью завладела вниманием отца, судя по тому, как тот пристально смотрел на нее.
– В классах совершенно нет свежего воздуха, и окон в них нет, и...
Кирсти, согнув пальчик, поманила к себе отца.