— Может быть, он надеялся, что ты один доставишь им больше беспокойства, чем целая контора? — предположил Род.
Трент пожал плечами.
— Я уже не тот сорвиголова, что был раньше, — возразил он и двинулся к дому. Род пошел следом за ним. — Думаю, все уже в курсе, — заметил Трент.
Род открыл дверь.
— Насчет чего? Что ты бросил родео?
Трент смерил кузена суровым взглядом.
— Это наше семейное дело. Я говорю о завещании Эйса.
— Вряд ли. — Род вошел в дом вслед за братом. — Я сам узнал об этом всего пару дней назад. Отец велел мне держать язык за зубами, пока ты не решишь: жить здесь или продать ранчо.
Последнее замечание удивило Трента. У него и в мыслях не было продавать ранчо: он ощущал какую-то ответственность перед покойным Эйсом, словно обязан был оправдать его доверие. Но Трент не стал объяснять этого брату. Он редко бывал откровенен с другими, и знакомые — особенно женщины — часто упрекали его в излишней скрытности.
— Не пройдет и нескольких дней, как все все узнают, — сухо заметил он. — Не стоит лишать местных кумушек удовольствия посплетничать. Кстати, чем еще развлекается народ в этом медвежьем углу? Давненько я здесь не был!
— Да тем же, что и всегда, — отвечал Род, доставая из холодильника пиво. — Рекс Гленн купил в Денвере пару кобыл и носится с ними словно с писаной торбой; мисс Луиза построила новое здание для библиотеки; Стенли, хозяин магазина, открыл мастерскую по ремонту сельскохозяйственной техники.
Трент откупорил свою бутылку и сделал хороший глоток.
— Все тот же старый Эддисон! — произнес он с необычной теплотой в голосе.
— Ах да, — добавил Род, — еще Мэтт Дэниеле говорил, что к нам движется табун мустангов.
Трент вздернул голову.
— Вот это и вправду интересно!
— Да, такое случается не каждый день, — кивнул Род. — А самое интересное, что вожак у них очень светлый — может быть, даже белый. Необычно. Не знаю, правда ли это, но так говорят.
При этих словах по спине у Трента пробежал холодок. Когда-то давным-давно — лет десять назад — он видел белоснежного мустанга.
Тогда, едва увидев жеребца, Трент понял: этот конь предназначен для него. Душа его стонала от желания заарканить чудесного коня, оседлать его и… и прокатиться верхом. Почему бы и нет? В те времена Джим Трент мог удержаться на самом свирепом и необъезженном жеребце. А сейчас?
Трент поморщился и рассеянно потер правое колено. Да что они понимают, эти доктора? — подумалось ему.
Род с интересом разглядывал брата.
— Знаешь, Трент, у тебя сейчас чертовски интересная физиономия! Помнится, десять лет назад ты бредил дикими лошадьми.
— Еще бы, черт возьми! — Трент отхлебнул пива. — Эйс немало рассказывал мне о прежних временах, когда мустанги огромными табунами носились по всему Вайомингу. Он сам в молодые годы поймал и объездил несколько жеребцов.» Представь, сынок, — говорил он мне, — ты несешься вровень с табуном; одно неверное движение — и тебя затопчут… Туг-то и становится понятно, кто чего стоит «.
— Мда… — протянул Род. — Вот бы попробовать!
— Я бы тоже не отказался, — ответил Трент. — Один раз мне даже представилась возможность…
Если бы не эта девчонка!
Впрочем, почему» эта девчонка «? Трент знал ее имя. Сюзанна Гленн, дочка самого вредного человека в Вайоминге. И ему вдруг отчетливо вспомнилось — он уже подкрался к жеребцу, когда эта дуреха завизжала и выскочила из воды, словно увидела привидение!
Сейчас, вспоминая об этом, Трент улыбался; но тогда он разозлился не на шутку. Так что за Сюзанной остался должок. Точнее, целых два: Эйс терпеть не мог непрошеных гостей, но Трент тогда пожалел девушку и отпустил с миром, ограничившись строгим внушением.