Мишка ест печенье. Ест сахар. Ест без торопливой жадности.
И все макает в воду, как беззубый старичок. А зубов у него полон рот.
- Недавно болел чесоткой. Насилу выходила,
Наташа не отходит от меня. Но она не забегает вперед, не лишает меня самостоятельности. И вместе с тем я чувствую на себе ее ревнивый взгляд: не слишком ли ласковы со мной ее звери?
- Хочешь, я тебе покажу сестру милосердия?
- Конечно.
И вот у меня на руках кошка - Кисоль. Некрасивая:нескладная, белая с черными кляксами. Когда болел Мишка, она была с ним рядом в изоляторе, чтобы он не очень скучал. А когда появился Бемби со сломанной ногой, добровольно перешла к нему в вольер. Действительно, сестра милосердия.
- Где ты ее откопала?
Наташа пожимает плечами:
- В сточной трубе. Кто-то бросил. Маленькую, слепую. Я ее из пипетки кормила...
Я то приседаю на корточки, то встаю на носки и тянусь, тянусь к доверчивым существам. В каждом открываю что-то новое, необычайное, благородное. Я чешу их за ушами, глажу по шерсти, называю ласковыми, позаимствованными у Наташи именами. И чувствую, как меня наполняет новая волна любви к жизни.
И вдруг:
- Зверям пора спать!
...Наташа стоит и улыбается. В волосах поблескивает рыбья чешуйка.
Надо уходить. Я прощаюсь с Васей, с большеглазой морской царевной, с лакированным Лелем, с костром-индюком, с большим кузнечиком Бемби, с Мишкой, которого недавно вылечили от чесотки, и с его сестрой милосердия.
- Стой! Мы забыли Шарика и Прохора!
- Кто такие?
- Скворцы. Одного подбил мальчишка из рогатки, другой чуть не замерз зимой...
Я вернулся домой поздно. Весь мой костюм был в шерсти, а от рук пахло свежей рыбой. Счастливая усталость овладела мной.
Я опустился на стул и закрыл глаза. И тут зазвонил телефон.
- Как дела? - спрашивал меня здешний друг. - Был в гостях у собаки?
Я на мгновенье задумался и, помедлив, ответил:
- Был. Все в порядке.