Утренние сборы шли споро, пока вдруг Пашка не забился в истерике. На этот раз, похоже, всерьез.
- Мама! - вопил он сиплым басом. - Подумай, мама! Твой сын Павел будет мучиться в военной тюрьме!..
Мири спрятала куда-то рожок с патронами от Пашкиной М-16. Это Пашка обнаружил, когда прятал винтовку подальше на время поездки.
- Прекрати, Павел! - Алка топнула ногой. - Мири, где патроны?
Мири молча собирала ранец.
- Мири, зачем ты это сделала?
Вместо ответа Мири по-прежнему молча принесла свинью-копилку. Донышко у нее было аккуратно выбито.
- Я не дам Пашке патроны. Пусть он идет лежать в военную турму. Ты будешь отдыхать два года. Папа будет отдыхать два года. Я буду отдыхать два года. И Васин будет отдыхать.
- Миша, - простонала Алка, - не пускай ее в школу! Накапай мне кардиамин. Пашка, сейчас же верни деньги!
- Нет, мама, - твердо сказал Пашка. - эти деньги мне нужны более. Ей их не надо. Сейчас я деньги не имею.
Мишка накапал жене лекарство. И встал на страже у двери.
- Что будем делать, сволочи? - проникновенно спросила Алка.
- Я иду в свою школу, - предложила Мири, - Пашка едет с Васиным смотреть дом. Потом Пашка идет лежать в военную турму. Два года.
Пашка рыдал, но за деньгами, гад, не шел.
- Пашка, не доводи мать, - не выдержал Петр Иванович. - Отдай бабки. Не отдашь, ей-Богу врежу. Непосредственно.
Пашка взвился. От такой несправедливости у него даже слезы высохли.
- Васин! - вскричал он. - Скажи мне, Васин. Я ношу тебе холодное биру на крышу? Соленые чипсы, горячий картофель и матрас с сигаретами? Я хочу сегодня носить для тебя тяжелые чемоданы. Я прошу тебя, Васин, не ходи в мою личную жизнь!..
- Черт вас разберет... - Петр Иванович махнул рукой и побрел на кухню.
- Алка, - робко подал голос Мишка, - опоздаю, у меня сегодня кафедра.
- Мири, - тихо сказала Алка, - я могу умереть. Я не шучу. У меня нет больше сил вас разнимать.
Мири, демонстративно не слушая ее, окликнула Петра Ивановича:
- Васин! Я уезжаю с тобой в Москву. Я решиля, - и, обернувшись к матери, сообщила: - Патроны в помойке.
Пашка вывалил помойное ведро на каменный пол кухни: масло от шпрот, остатки соуса, окурки, недопитый йогурт... С урчанием он извлек из общей пакости магазин с патронами и, подвывая от счастья, стал бережно омывать его над раковиной.
- Ты забыл отдать сестре деньги. - Алка отобрала у него рожок, вытерла его вафельным полотенцем и машинально сунула в сушилку с тарелками. - Деньги верни.
Пашка побрел к себе в комнату. Мири спокойно с ранцем за плечами ждала, когда он принесет награбленное. Пересчитала деньги, открыла дверь и уже с лестничной клетки влепила Пашке ногой поддых. Пашка с воплем завалился на пол.
Петр Иванович, хотя и сидел перед открытым чемоданом, в зеркале углядел финал. И даже головой покачал.
- Надо же: третий год всего в каратэ, а наловчилась! - Он перебирал инструменты. - Рубанок взял, зензюбель забыл. Ладно, прикупить придется. Ты, Павел, чем лежать, вставай помаленьку. Ехать пора. И не вой, ты свое заработал по-честному, как коммунист. В чем поедешь, в военном или гражданке? Лучше военное, у вас вояк уважают.
Пашка, кряхтя, поднялся с пола. На шею повесил солдатский жетон, где, оказывается, вся о Пашке информация: кто он, откуда, какая кровь. Такой же жетон Пашка сунул в правый башмак в специальный кармашек. Башка отлетит - по башмачному жетону найдут, нога с жетоном уйдет - на шеяке бирка. Все предусмотрено.
Воскресенье - ну, рабочий же день! - нет! Евреи опять с книгами под мышкой. Напротив автобусной остановки группа хасидов читала в ожидании транспорта свои талмуды. Подошел специальный автобус, и без того уже набитый до отказа, местные погрузились, поехали.
- Куда опять? - Петр Иванович уныло проводил их взглядом. - Чего дома-то не сидится?
- Учиться надо, - улыбнулся Пашка. - В иешиву поехали.