Каждую ночь в его спальный мешок влезали девушки, а потом хотели идти за ним толпами, так, что он должен был отгонять их и иногда целыми днями кочевал в одиночестве. Понемногу он стал словно бы выше всех этих маленьких группок – великим одиночкой, путешествующим в «страну счастья» и поглощенным совершенствованием самого себя. Так он неожиданно встретил своего двойника – высокого, загорелого до золотистого цвета юношу со светлыми длинными волосами. У того не было ничего, кроме драных штанов, рубашки с оборванными рукавами, котелка для воды и треножника для готовки, спального мешка и гитары, а также паспорта, в который Марыну один раз удалось случайно заглянуть и узнать имя и фамилию: Петер Сванссон. Так же, как Марын, он в одиночку шел по свету в «страну счастья», отгоняя девчонок и презрительно крутя головой, когда возле него на дороге останавливались автомобили, где за рулем были одинокие женщины, которые говорили, что хотят подвезти его, хотя на самом деле жаждали прикоснуться к нему или пережить наслаждение с прекрасным зверем мужского пола. Но и он – так же, как Марын – уже жил только для себя, видя только счастье, которое должно было встретить его в конце пути.
Они встретились возле какой-то бензозаправки, глянули друг другу в глаза и пошли вместе, не сказав друг другу ни слова. С тех пор они или шли пешком, или ждали на автострадах, не захочет ли кто-нибудь взять их в автомобиль. Они спали рядом в своих спальных мешках на обочинах автострад, делились тем, что каждый из них раздобыл или попросту у кого-нибудь выманил. За все время путешествия тот ни разу не услышал голоса Марына, а Марын (тогда его звали, понятное дело, совершенно иначе) знал голос Петера только по песням, которые тот пел по вечерам, бренча на гитаре. (Вообще-то Петер всегда пел одну и ту же песню о ветре и правде.)
Случалось, что, очарованный красотой этих двоих молодых мужчин с длинными светлыми волосами и загорелыми телами, какой-нибудь крестьянин, живущий вблизи автострады, или торговец в каком-нибудь городе предлагал им работу – косить траву, снимать фрукты, носить тяжелые тюки. Молча они работали день или два, а получив еду и иногда даже плату, шли дальше. Чем дольше они путешествовали и чем ближе казалась им «страна счастья», тем сильнее чувствовали, что между ними возникает какая-то невидимая нить, что их охватывает взаимная любовь, которая не требует слов, потому что слова, затертые миллионами губ, им не нужны. Однажды, сидя у наскоро разожженного костра, они глубоко заглянули друг другу в глаза, и их руки соединились в пожатии, которое было долгим, словно бы доводило их до какого-то экстаза, когда расстояние между двумя людьми становится незаметным И преодолевается одиночество. Но даже в тот момент ни один из них не сказал ни слова, не спросил другого об имени, о том, кто откуда приехал. Они чувствовали себя гражданами мира, который не знает ни границ, ни различий между людьми. Каждый вечер они смотрели друг другу в глаза и соединяли руки в долгом пожатии – двое братьев, граждане какой-то другой планеты, окруженные враждебным и непонятным миром муравьев, запыхавшихся и вечно загнанных. Им казалось, что они чудесным образом спаслись, и они переживали ощущение удивительной чистоты и добра, которое в них родилось.
В горах, на автостраде, взбирающейся среди высоких безлесных пустошей, громоздящихся скал, в них окрепло убеждение, что им никто не нужен. По автостраде мчались шикарные автобусы, набитые туристами со всего света, некоторые задерживались в диких пустошах, потому что тем, кто в них ехал, казался чем-то сверхчеловеческим вид двоих прекрасных парней, пешком путешествующих по безлюдным местам.