— Что-то купил? — из вежливости (так уж он понимал вежливость, ничего не поделаешь) осведомился Саша.
— Ньянга деньги надо. Каждый месяц, а то будет плохо. Всем надо деньги… Но нам дали скидку, потому что мы — мутетеле. Мутетеле трудолюбивы. Другие знают это. Мутетеле раскрутятся, и другие получат больше денег.
— По-моему, — сказал Лева, — эти ваши ньянга — такие же бандиты, как…
— Нет, — сказал старший брат. — Они не такие же. Они — другие.
До Твери беглецы добрались электричками, а оттуда поехали в Горюхино. Они были в приподнятом настроении. Скоро самый ужасный этап мучений закончится и начнется другой, получше. За эти дни Саша дважды ездил в райцентр, звонил Маше из телефона-автомата и бросал трубку. Он убедился, что она жива-здорова. После этого он решил не звонить ей больше никогда или, по крайней мере, в ближайшую неделю. Он не скрывал своих поездок от Левы, Лева тоже ездил с ним — ведь Леве нужно было купить очки взамен съеденных. Лева знал, что Саша звонил Маше. Лева не ругался, он был страшно рад, что Машу не убили. Да, скоро все станет лучше.
В горюхинском автобусе они сначала ехали молча: Лева читал журнал «Вокруг света», который купил в киоске на автовокзале (он выбирал это чтиво очень придирчиво и долго; Саша даже разозлился на него, ведь киоскерша могла их запомнить!), а Саша просто глазел в окно. Потом Саше стало скучно, и он толкнул Леву в бок. Лева отложил журнал, потянулся, зевнул. Автобус был почти пуст, к тому же у водителя громко играло радио, и можно было не бояться, что их разговор кто-нибудь услышит. Но они все равно разговаривали очень тихо. Они уже привыкли так разговаривать.
— Прикинь, да? — сказал Саша, — Пушкин был ньянга…
Лева хихикнул:
— Не все камерунцы — ньянга. Да и не факт, что он был камерунцем. Верейский вообще утверждает, что он был гаитянином.
— Во-во. На Гаити все знают вуду. Тоже колдуны.
— Я тут как раз читаю… — сказал Лева, продолжая хихикать, и протянул Саше свой журнал, — Я из-за этой статьи его и купил — интересно…
«Среди многочисленных тотемов зверей, птиц и растений наибольший интерес вызывает культ леопарда. В древности он был очень широко распространен по всему свету и, в отличие от большинства других, сохранился в своем первозданном виде до наших дней в девственных лесах Западной Африки.
„Он обитает в лесах, скалах, водах; благородный, знатный. Он царь, правитель животных. Он осторожен, мудр, горд. Он не питается падалью. Он тот, кто ненавидит и презирает, которого тошнит от всего грязного… Его зрение ясно. Он видит хорошо, очень хорошо видит; он видит далеко. Даже если очень темно, очень туманно, он видит".
Так описывают африканские шаманы леопарда.
Несмотря на то, что поклонение леопарду исчисляется тысячелетиями, первое упоминание о нем относится к 1854 году, когда было документально засвидетельствовано, что в городе Порт-Локко, расположенном на территории небольшой африканской страны Сьерра-Леоне, был заживо сожжен колдун за то, что превращался в леопарда и по ночам убивал людей. В связи с участившимися случаями оборотничества или псевдооборотничества, когда служители культа леопарда надевали на себя звериные шкуры и трехпалые перчатки, снабженные длинными ножами, на это дело обратило внимание правительство Сьерра-Леоне, объявившее в 1892 году культ незаконным. Тогда же власти опросили многочисленных свидетелей, часть из которых под давлением, оказанным на них, созналась в своей причастности к культу леопарда. Тогда-то и стали прорисовываться характерные черты этого страшного общества. Адептов культа клеймили специальной костяной иглой, шрамы от которой напоминали следы от когтей леопарда. Сектанты носили с собой санитарные сумки, в которых прятали части человеческих тел, вымазанных кровью.