— Арина Родионовна?!!
— Что ты ко мне пристаешь? Ты слушай дальше…
«… Очевидно, новорожденный сын Жозефины де Бонапарт был при посредстве некоего доверенного лица вывезен в Россию морем, через Англию, и там передан в руки графа де Монфора, который вполне мог быть знакомым с Жозефиной в то время, когда она еще носила фамилию Богарнэ… Почему именно в Россию? Сложно ответить на этот вопрос, не поняв, почему вообще Жозефина приняла столь ужасное решение — отдать своего сына в чужие руки, тогда как известно, что именно ее неспособность к деторождению послужила причиной того, что Бонапарт расторгнул брак с нею. А этот вопрос влечет за собою следующий: кто был отцом ребенка? Пока что мы можем достоверно утверждать одно: он был — в большей или меньшей степени — темнокожим…
Вновь перенесемся в Париж, в год 1798-й, год зачатия Пушкина. 19 мая Наполеон Бонапарт со своей армией отплыл в Египет, где пробудет почти два года. Обольстительная Жозефина остается в Париже одна. Она, без сомнения, искренне привязана к своему победоносному супругу; но сердце прекрасной креолки чересчур любвеобильно… Наиболее широкую огласку получил ее роман с гусарским офицером, красавцем по имени Ипполит Шарль; Наполеон знал об этом и очень ревновал. Но из этого вовсе не следует, что у красивой креолки не было других любовников; ей приписывают их сотни, как Клеопатре… Она увлекается то одним, то другим; каждый новый мужчина кажется ей ангелом, она пускается в любовные приключения стремительно, без оглядки. Позже она признается, что не умела любить в разлуке, на расстоянии…
Жозефина выросла на Мартинике, в окружении негров и мулатов; нет ничего удивительного в том, что одним из счастливцев (или несчастных?), удостоившихся ее интимной благосклонности, оказался человек африканского происхождения. Так кто же он был? Это мы постараемся выяснить дальше… А пока — представим себе, что же происходило в Париже, когда обнаружилось ужасное следствие неосторожной любви… И поможет нам в этом не кто иной, как Александр Сергеевич Пушкин! Перенесемся же в лето 1827 года, в село Михайловское, где средь русских берез поэт начал свою повесть о судьбе чернокожего юноши…
„…Чувствительные дамы ахали от ужаса; мужчины бились об заклад, кого родит графиня: белого или черного ребенка. Эпиграммы сыпались насчет ее мужа, который один во всем Париже ничего не знал и не подозревал. Роковая минута приближалась. Состояние графини было ужасно. Ибрагим каждый день был у нее. Он видел, как силы душевные и телесные постепенно в ней исчезали. Ее слезы, ее ужас возобновлялись поминутно. Наконец, она почувствовала первые муки…"
Не свидетельствуют ли эти строки о том, что Александру Сергеевичу были известны обстоятельства, при которых он появился на свет? Быть может, Надежда Осиповна, когда приемный сын ее стал взрослым, сочла возможным открыть ему тайну? Или не выдержал Сергей Львович? Или же граф де Монфор, который, как известно, впоследствии, живя уже в Одессе, изредка переписывался со своим бывшим воспитанником и подопечным, решил рассказать ему правду? Этого мы, возможно, никогда не узнаем…
„…Каждый стон ее раздирал ему душу; каждый промежуток молчания обливал его ужасом… вдруг он услышал слабый крик ребенка, не имея сил удержать своего восторга, бросился в комнату графини — черный младенец лежал на постели в ее ногах. «…» Новорожденного положили в крытую корзину и вынесли из дому по потаенной лестнице".
Так кто жеон?Мы могли бы бесконечно строить предположения — чернокожих мужчин в Париже было немало, — если бы нам на помощь вновь не пришли документы… И опять мы переносимся во Францию, в год 1803-й… На границе Франции около Юрских Альп, там, где в ущельях между снежными горами река Дубе огибает тысячеметровый холм, смотрит в сторону Монблана унылый французский пограничный форт Жу…»
— На сем и закончить, — сказал Большой, — ведь по последней фразе любой мало-мальски образованный человек догадается, о каком негре идет речь.
Однако Мелкий молчал с выражением полнейшего недоумения на лице.