Да, да, мой мальчик, околдовала. И ее отец был такой же. Уйти на пенсию в шестьдесят лет. Ему, видите ли, хочется еще насладиться жизнью. Можно подумать, что мы когда-нибудь наслаждались жизнью. Это же надо - в шестьдесят. А твой отец еще целых десять лет проторчал на бойне. Нет, даже до семидесяти двух. Еще двенадцать лет. С молотом и топором. Пока с ним не случился удар. До глубокой старости. С топором и молотом. Быков тогда еще забивали молотом. Собственными руками, в лоб. Только в семьдесят три ему стало уже трудно. Но телят он забивал до семидесяти двух, топором. А по вторникам - вечно эта масса свиней. Ножом. И это - в семьдесят два. Или в семьдесят три? Во всяком случае - далеко за семьдесят, без оглушения. С одним ножом в руке. С голым ножом. Да, Лемке было бы не до смеха.
Пауза. Хор.
Сейчас я буду готова.
ВЕРНЕР. Мама, тебе совсем не нужно переодеваться.
МАТЬ. Позволь это решать мне. Я уже достаточно взрослая. (Закрывает дверцу шкафа и становится в позу.) Ну как?
Вернер бросает взгляд и продолжает читать.
Что ты там читаешь?
ВЕРНЕР. Этот журнал издает наше объединение.
МАТЬ. И что там написано?
ВЕРНЕР. Ничего для тебя интересного.
МАТЬ. Я сорок лет простояла в лавке.
ВЕРНЕР. Вот именно - в лавке...
МАТЬ. Мои очки в чемодане. Прочти мне, пожалуйста, дитя мое.
ВЕРНЕР. Ну что тебе прочитать. Осенью на меня обрушится потоп свиней из Дании, а в июле мой оборот будет зависеть от рыночной ситуации с голландской говядиной.
МАТЬ. Да-да-да, рыночная ситуация с говядиной... (Поправляет костюм.) Ведь я еще могу носить такие вещи? А? Недавно купила, вместе с подарками. Все для вас стараюсь. Первый костюм в моей жизни. И совсем недорого. На распродаже. Лемке меня просто не узнал. Угадай, как он меня назвал.
ВЕРНЕР. Ах, мама...
МАТЬ. Нет, ты угадай.
ВЕРНЕР. Откуда я могу знать?
МАТЬ. Милостивая государыня.
ВЕРНЕР. Что, что, что?
МАТЬ. Лемке сказал мне: "милостивая государыня". (Смеется.) Да, да, Вернер, - милостивая государыня. Мы ездили на рождественскую экскурсию. Я тогда надела его в первый раз. В субботу. До Швирсдорфа. Три часа езды автобусом. И там опять - только кофе с пирожными. Я заказала рогалики. И еще осмотр собора, так как раз заканчивалось венчание. Я потом всю обратную дорогу думала об отце.
Пауза. Хор.
Да-а-а...
ВЕРНЕР. А ты, оказывается, еще весьма энергична.
МАТЬ. Еще бы. Я и в самом деле еще очень энергична. Мне, в сущности, рано идти в приют. Вот только волосы меня старят. Ведь шестьдесят восемь не так уж много.
ВЕРНЕР. Шестьдесят восемь?
МАТЬ. Он не знает, сколько лет его матери.
ВЕРНЕР. Я думал, ты моложе.
МАТЬ. Моложе? (Подходит к окну, смотрит в него и плачет.)
ВЕРНЕР. Что с тобой?
МАТЬ. В твоей новой машине тоже есть радио?
ВЕРНЕР. Разумеется.
МАТЬ. Мы опять по дороге будем слушать музыку?
Вернер молчит, Мать начинает хихикать.
ВЕРНЕР. Что такое?
МАТЬ. Не пугайся, я не помешалась. Клянусь, я пока что в своем уме. Там идет Кэте Гебель. В шубе фрау Нойман. Изображает из себя невесть что. Чтобы такая и напяливала норку. У нее же нет никого, кто бы хоть немного ей подбрасывал. Да, да, ради этого я посвятила вам всю свою жизнь... И как ты думаешь, Вернер, куда она сейчас идет? К трамваю. В норке фрау Нойман. И поедет на восьмом до конца. А на следующем отправится обратно. И так целыми днями. Чтобы на нее поглазели. В чужой норке. В той, что она берет у фрау Нойман. Которая была замужем за кем-то приличным. Он, кажется, был в правительстве. Или в городском управлении водоснабжения. Надо же - кататься на трамвае в норке фрау Нойман. Да, вот тебе - Кэте Гебель. Во всей красе. Уж она-то действительно свихнулась. Да-да, Кэте Гебель совсем выжила из ума. Окончательно спятила. (Хихикает.)
Вернер незаметно подходит к окну.
Однажды он ее с кем-то спутал.