– Поди сюда, Лилит! - вместо ответа позвал дед Мовсес.
И Лилит, вскочив с колен, с готовностью бросилась к нему.
– Город - не место для нее… Останешься с нами, внучка!
– Лилит умница, Лилит хорошая, Лилит кушать хочет, гулять, умница,- затараторила та под общий веселый хохот.
– Ну как, внучок, ответили мы на твой вопрос? - торжествующе провозгласил дед Мовсес.- И потом… я думаю, мой сын не случайно столько лет спустя объявился здесь с Лилит. Он ничего не сказал мне, но я понял: он хотел, чтобы Лилит жила с нами. Так тому и быть.
– Я буду приезжать,- мрачнея, пробормотал Орбел.- Я буду часто приезжать к вам… к ней.- На душе у него было невыносимо тяжело от того, что он, как ему казалось, предавал Лилит, от того, что она - в чем он уже не сомневался - предала его. Он знал: им не увидеться больше никогда.
Возвратившись домой, Орбел застал мать в слезах.
– Отец?…- холодея, пролепетал он.- Мама! Что с отцом? Он жив?
– Жив, сынок, жив.
– Тогда почему ты плачешь?
– Ты поспел вовремя.- Мать шумно высморкалась в носовой платок.- Я как раз собиралась ехать в суд.
– Ку-да??? Зачем в суд? Кого судят, мама?
– Твоего отца, Орбел.
– За что? Как могло такое случиться? Да как он допустил?
– Допустил…- с горькой иронией передразнила мать. - Он не только допустил, он потребовал, чтобы весь судебный процесс над ним транслировали по интервидению.
Наморщив лоб, Орбел озадаченно смотрел на нее: - И его требование удовлетворили?
– Представь себе. Этот процесс и так уже наделал много шума. Все газеты пишут о нем и у нас, и за рубежом.
Орбел больше не приставал к матери с расспросами.
– Ты едешь со мной? - торопилась она.- Я опаздываю.
… Зал был полон. В проходах расположились фотокорреспонденты и телевизионщики со своими камерами на колесиках.
Орбел увидел Карагези на скамье подсудимых и не сразу узнал: черные с проседью волосы отца стали совершенно белыми, будто на него надели парик. На бледно-желтом лице бунтарски горели большущие черные глаза, казавшиеся такими из-за резкой худобы и темных кругов вокруг глаз.
– Отца невозможно узнать,- прошептал Орбел, ощущая незнакомую щемящую боль в груди.