“…Все-таки это ужасно несправедливо - бесследно исчезнуть, раствориться в прошлом. Может быть, это самая главная несправедливость. Только один человек всерьез говорил об этом: Федоров в своей “Философии общего дела” мечтал о том, что наука будущего воскресит всех умерших без исключения, должна воскресить. Но это такая безнадежная утопия. Да и разве можно воскресить всех! На земле уже прожило больше ста миллиардов человек…” Тут я увидел этого человека, вернее, сначала он меня увидел. Он сидел на скамейке и приветливо смотрел на меня.
Рядом с ним стояли две большие полные кружки кваса. Он махнул рукой, подзывая. Я подошел.
– Бери любую, я еще не пил.
– А вы?
– Да мне и одной хватит, я вообще квас не очень люблю.
Я взял кружку и сделал большой жадный глоток. Он почему-то счастливо улыбался.
– Пей, пей, не напьешься - возьмешь вторую. Я очень рад тебе помочь. Лицо у тебя было хорошее, когда ты подошел. Ты о чем думал?
– О смерти.
– Что так?
– Бабушку стало жалко.
– Умерла? - Он сделал сочувственное лицо.
– Да, очень давно, сразу после войны. И только я один еще ее помню, только в моей памяти живет. А когда умру, то все для нее кончится. Это понятно?
Он вздрогнул и внимательно, изучающе долго смотрел на меня.
– Еще бы, конечно, понятно. Ты ее очень любил?
– Да, очень. И она меня. Мне кажется, что никто после уже не любил меня так сильно и бескорыстно.
– И хорошо помнишь ее?
– Пока еще хорошо.
Я допил кружку и поставил ее рядом на землю.
– Вторую?
– Нет, мне достаточно, спасибо.
– Тогда пошли отсюда, пройдемся, поговорим.
Мы решили прогуляться через парк до следующей станции метро, он все расспрашивал меня о моей жизни, работе, и я, почувствовав к нему доверие, охотно рассказывал о себе.