- Напорист-то напорист, а репутация его уже подмочена, Александр Гаврилович. Украли-таки пять миллиончиков!.. - захихикала она, зажав ладонью рот. - Знаете, что говорит народ?
- Знаю... Угнали машину с деньгами или пустую потопили в проруби... Судить должны их за это.
Кауфман рассказала о своем разговоре с водолазами на Волге.
- Я сделала все, чтобы они бросили поиски машины. Пусть теперь Киров ищет новых водолазов. В Астрахани их не скоро найдешь!
- Ну-ну, молодчина ты у меня! - Шляпников потрепал ее по плечу.
Она на это ответила сочувственными словами:
- Я все думаю о вас, Александр Гаврилович, как вам помочь... Приедете в Москву, и там будут вешать на вас всех собак - и за развал этой чертовой Одиннадцатой армии, и за положение в Астрахани. С вас за все будут спрашивать...
- Будут. А что я мог поделать? - Он взял новую папиросу, закурил. Закинув руки за спину, снова стал шагать по кабинету.
- Вот об этом я и говорю... Хотя надеюсь, что у вас все обойдется благополучно. У вас такой покровитель, как Лев Давыдович!
- Да-да, на одного Троцкого вся надежда. Мы с ним ведь старые друзья, - не без удовольствия проговорил Шляпников.
- Вы хорошо знаете, Александр Гаврилович: Одиннадцатой армии как таковой больше не существует. Развалилась она, как карточный домик. Остатки же былых полков сгорят в тифу, как щепки, брошенные в огонь. Вы знаете, что такое тиф? Нет, вы этого не знаете, это могу знать только я, как медик. В городе один госпиталь и один лазарет, они не могут вместить десятков тысяч больных и раненых.
- К чему ты мне все это рассказываешь? - Он подошел к ней. - Знаю, что такое тиф.
- Садитесь и послушайте меня, Александр Гаврилович. Вы всегда говорили: "Умница ты у меня, Кауфман, министром тебе быть..."
- Говорил, говорил, и сейчас готов повторить, - с добродушным смехом ответил он и сел напротив нее.
- Многого, конечно, я не знаю, но январь и август еще повторятся в Астрахани. Казачество неспокойно. Знаю, что некие силы собирают и вооружают бывших офицеров. Тут еще прольется кровушка!.. Так что вы вовремя уезжаете.
- Пропади она пропадом, Астрахань! - Он махнул рукой. - В здешних делах сам черт не разберется!
- Вот об этом я и говорю, Александр Гаврилович... Через калмыцкую степь идут еще разрозненные группы отступающих. Ни для красных, ни для белых они не представляют ценности. Народ больной, разутый и раздетый. Но тут есть одно "но"! Отступающих прикрывает бригада какого-то кубанского казака, Кочубея, что ли...
"Чертова баба, не знаешь, к чему она клонит весь этот разговор", подумал он и, заерзав в кресле, спросил:
- Кочубея, говоришь?
- Кочубея. Есть у вас такой?
- Есть... Анархист, хулиган, мальчишка... В Москву вздумал писать, мерзавец!.. - Шляпников не мог спокойно слышать имя этого лихого комбрига, о котором его штабисты рассказывали всякие ужасы, хотя ни разу не видели его в лицо.
- Знающие люди говорят: бригада этого кубанского казака - чуть ли не единственная сохранившаяся часть вашего фронта. Если он дойдет до Астрахани, то тогда многое может измениться в той благоприятной обстановке, которая волею судеб создалась здесь.