Четыре луча прорезали влажную ночь.
Они выхватили из темноты коричневые камни, усыпанные битым льдом и снегом. С одной стороны земная твердь круто, местами отвесно подымалась вверх, а с другой уходила вниз, исчезая в серой — именно серой, а не черной мгле. Выше, откуда свалился снегоход, к каменной горе примыкал блестевший под лучами фонарей, изломанный трещинами и, видимо, не очень прочный лед. Он подступал к склону горы метрах в сорока от остатков снегохода и почти правильным полукругом теряющейся в высоте сферой уходил во все стороны, создавая впечатление пещерного свода над невероятно большим подземным залом, на дно которого они не скатились только благодаря случайности. Их остановили скальные и ледяные обломки, лавиной спустившиеся перед ними.
Где-то в ледяном потолке была щель, вход в провал, соединяющий преисподнюю с холодным, но солнечным миром.
Лучи фонарей с быстротой, которая свидетельствовала скорее о нервозности, чем о любознательности, осветили ледяную сферу, двинулись по ней до того места, где свод соединялся со склоном каменного бока, ощупали каждый дюйм в поисках этой щели. Увы, ее не было. Сияющий, оплавленный лед с темными трещинами тяжело опирался на камни. Преисподняя поглотила их и наглухо закрылась. Капкан.
Минута-другая прошла в молчаливом раздумье. Фонари погасли. Только привыкнув к темноте, люди заметили, что ледяная сфера над пропастью слабо светится.
— Феномен номер один, — довольно спокойно сказал Джой, обрывая затянувшуюся паузу.
— Ты о чем? — Алексей щелкнул кнопкой фонаря.
— Потуши, — сказал Джой. — Вот так. Смотри внимательно на здешнее небо. Тебе не кажется, что там, над пропастью, свет посильнее, чем над нами?
— Да, пожалуй.
— Попробуем разобраться. На какой глубине морская вода полностью поглощает свет солнца?
— Кажется, около двухсот метров.
— А лед с толстым и непрозрачным снежным покровом?
— Достаточно семидесяти. Тем более в этих широтах.
— Спасибо. А теперь цифры. У меня в руках высотомер. Он показывает четыреста семьдесят метров над уровнем моря.
— За десять минут до катастрофы я смотрел на шкалу. Прибор показывал семьсот шестьдесят, — сумрачно сказал Генри.
— Значит, толщина свода над нами около трехсот метров.
Алексей протяжно свистнул. Звук получился тусклым. Как в подушку. Плотность водяного пара.
— Трудно бить штольню, — сказал Генри. — А выбираться надо.
Джой все размышлял по поводу свечения ледяного свода.
— Итак, дневной свет не способен пробиться сквозь толщу в триста метров. Тем более что сейчас ночь.
Перселл возился с рукой. Видно, болела. Он сидел на камне, изредка посвечивая по сторонам, будто не зная, чему верить: явь это или недобрый сон. Рассуждения Джоя о природе света казались ему легкомысленными.
— Давайте сообразим, как выбираться, — тихо предложил он. — И вообще хотелось бы знать, куда мы попали.