– Она? – опешил колдун. – Барабашка? Они ж бесполые!
– Его счастье! – проскрежетал доведённый, видать, до белого каления ученик. – Оторвать нечего, а то бы…
– Опять спрятал что‑нибудь?
– Всю медитацию мне сломал! – Глеб задул свечи, погасил спиртовку, сорвал одеяло с окна. – Весь расслабон…
– А чего ты хотел‑то? Финку, что ли, на остриё поднять?
– Ну!
– Так вроде уже…
Портнягин обернулся. Холодное оружие стояло отвесно в центре мелового круга – и даже не покачивалось.
– Брысь! – рявкнул Глеб.
Финка упала со стуком.
– Вот ведь дёрнуло меня… – гневно отфыркиваясь, ученик чародея швырнул одеяло на топчан. – Пожалел дистрофика… Нет, но за неделю так обнаглеть, а? Подыхал ведь… А теперь, глянь, отъелся на наших угланчиках – щёки из‑за спины видать!
– Щёки? – прыснул колдун. – Откуда?.. Не щёки это, Глебушка, это у них ощущалки такие. Два пузыря, как у лягушки: надует – и всё ими чувствует. Да‑а, братец ты мой, – с удовольствием продолжал он. – Прикормил калачом – не отбить кирпичом. Так‑то вот… Ну да не кручинься. Шутик твой вроде из перелётных. До октября пошкодит, а там и на юг махнёт… в горячие точки…
– До октября?! – ужаснулся Портнягин. – Да я его в святой воде утоплю до октября! Своими руками!.. – Устыдился, поднял с пола нож, положил на тумбочку. – Может, отнести подальше в астрал да оставить? – понизив голос, озабоченно предложил он.
– Попробуй, – одобрил колдун.
Бородёнка у Ефрема Нехорошева произрастала реденько, поэтому спрятать в ней ухмылку было крайне затруднительно.
***
Неизвестно, привёл ли Глеб свою угрозу в исполнение, но, судя по его день ото дня мрачнеющей физиономии, привёл и не однажды – разумеется, каждый раз при возвращении обнаруживая в чуланчике всё того же Шутика, успевшего вернуться раньше.
Старый колдун Ефрем Нехорошев (сам забавник не хуже барабашки) с наслаждением истинного ценителя наблюдал за развитием непростых отношений воспитанника и приёмыша. Его‑то вся эта история, можно сказать, не коснулась. Учёная хыка быстро поняла, что Шутик свой, однако тот, умудрённый горьким опытом, в комнату кудесника по‑прежнему даже и дрыхальца сунуть не смел, предпочитая бедокурить в тесных пределах Глебовых владений.
Так продолжалось около недели. А потом что‑то вдруг изменилось. Старый колдун почуял это сразу. Портнягин уже никого не сулил утопить в святой воде, да и сдавленного мата за гипсолитовой переборкой больше не слышалось.
– Помирились, что ли?
– А чего ссориться? – невозмутимо отвечал Глеб. – Нормальная зверушка…
– Не прячет больше ничего?