Но приказ воинского начальника требовал спешить к месту назначения — на пересыльный пункт в Петропавловской крепости. Оттуда нас направили в 5-й запасной полк, который располагался на Охте, в Новочеркасских казармах.
К вечеру у нас уже было четыре товарища, тоже добровольцы. Бывший ученик выборгской учительской семинарии Иван Бардушкин, малорослый, с некрасивым лицом, толстыми губами и воспаленными глазами, был, однако, остроумным и веселым. Рядом с ним застенчивый силач Никита Гебельт, широкоплечий, сутулый, неповоротливый, казался настоящим великаном. Большеглазый студент Сережа Климов, высокий шатен с едва пробивающимися усиками, отличался тихим голосом, спокойными движениями. Четвертым в нашей компании оказался черноволосый красавец реалист Петр Дмитриев.
В запасном полку мы пробыли около двух недель. Ежедневно по десять часов занимались строевой подготовкой, штыковым боем, отрабатывали подготовительные стрелковые упражнения.
Потом, помнится, в воскресенье, перед обедом из канцелярии вышел писарь и объявил:
— Кто желает сегодня добровольно ехать на фронт, подходи записываться.
Наша шестерка записалась первой. Всего желающих набралось около пятисот. Всех отправили в 67-ю дивизию, прикрывавшую финское взморье.
15-я рота, в которую зачислили нас, вольноопределяющихся, стояла в финском городе Ганге. Здесь под руководством младшего унтер-офицера Филаретова мы продолжали обучаться военному делу.
Занятия были напряженными, свободного времени оставалось мало. Только перед отбоем можно было побалагурить с приятелями. Такие вечерние сборища сблизили нас с солдатами, в основном пожилыми крестьянами Смоленской губернии. Народ этот был общительный, прямодушный, большой любитель песен.
Однажды, после того как мы с Потаповым спели русскую народную песню, к нам подошло несколько человек.
Высокий, широкоплечий, с большими рыжими усами старший унтер-офицер протянул руку:
— Будем знакомы — Никита Цветков.
— Лучше нашего дьякона поете, — улыбаясь, добавил кряжистый ефрейтор и тоже, протянув руку, представился: — Иван Середа.
Вскоре после этого знакомства роту подняли по тревоге, приказали забрать пожитки и выходить из казармы.
Зябко поеживаясь на только что выпавшем первом снегу, солдаты нашего четвертого батальона построились на городской площади. Священник отслужил молебен. Потом батальонный объявил:
— Поздравляю, братцы, с выступлением на фронт! Покажем немцу русскую солдатскую силу. Ура!
И вот уже поданы теплушки. Нары в них пахнут свежей сосной. Располагаемся, запеваем песню. Прощай, мирная жизнь!..
Когда позади осталась Варшава, появились первые следы войны: разбитые станционные постройки, черные печные трубы на месте сгоревших домов.
На станции Скерневице полк высадился. Расположились бивуаком на огромной площади, окруженной небольшими домишками. Слева костел и кирпичный дом ксендза. Сразу за домами поле. Петляя, вдаль уходит изрезанная рытвинами дорога. Мы видим, как по ней к станции движется вереница подвод с тяжелоранеными, а по обочинам плетутся легкораненые, с окровавленными повязками. От них узнали, что фронт совсем близко и бои там идут сильные, с утра до ночи.
На следующий день, 8 ноября 1914 года, начался марш. За три дня прошли девяносто верст. В полдень десятого стали слышны далекие пушечные выстрелы. Изредка встречались подводы с ранеными. Солдаты торопливо уступали им дорогу.
К вечеру уже различалась пулеметная стрельба. Казалось, где-то неподалеку колотушками переговариваются ночные сторожа. Прошли еще верст пять лесом и спустились в окопы.
Отделенный командир В. Беляев приказал:
— Винтовки зарядить и положить на бруствер! Без моей команды не стрелять. Не спать. Ночью пойдем в наступление.