– Он сильно болел?
– Совсем не болел. Господин Шанкар умер во сне – просто заснул и больше не проснулся. Врачи уверяют, что он ничего не почувствовал. Остановилось сердце, и всё. Ему давно хотели поставить кардиодатчик, но он наотрез отказывался. Говорил, что в таком случае не сможет работать – при каждом нарушении сердечного ритма в его кабинет будет врываться целая бригада медиков.
Губы Падмы слегка изогнулись в горьком подобии улыбки:
– Узнаю Шанкар. Старик всегда был таким… Он много работал в последнее время?
– Говорят, как обычно – с раннего утра до поздней ночи. Вечером накануне своей смерти он как раз проводил заседание правительства.
Мы ещё немного помолчали. Корабль между тем неумолимо приближался к планете, и вскоре нужно было начинать предпосадочные манёвры.
– Где его похоронили? – спросил император.
– Ещё нигде. Урна с его пеплом находится у нас на борту. Господин Шанкар завещал похоронить его на Махаварше, рядом с могилами его расстрелянных соратников.
Падма кивнул:
– Да, так я и думал… А вам, стало быть, поручили проводить его в последний путь?
– Я сам вызвался, сэр. А вместе со мной и другие члены нашей тогдашней команды. Все, за исключением господина Агаттияра.
– От него по-прежнему никаких вестей?
Я покачал головой:
– Ничего конкретного, кроме ежегодных поздравительных открыток, которые нам с Рашелью передают через главное командование. Возможно, с Ритой он общается чаще – но сама она в этом не признаётся.
Император вновь кивнул:
– Понимаю.
Профессор Агаттияр исчез шесть лет назад, оставив для дочери письмо, в котором просил прощения, что покидает её и больше никогда не вернётся. И в правительстве, и в Объединённом комитете начальников штабов, куда обращалась Рита, ей подтвердили, что он добровольно пожелал участвовать в неком секретном научном проекте. О том, что это за проект, не было сказано ни слова, однако сомневаться не приходилось – речь шла о той самой глубоко законспирированной группе учёных и инженеров, которые занимались технологией управления каналами, а также создали глюонную бомбу. Из всего этого следовало, что Агаттияра мы не увидим до самого конца войны – что было равносильно «до смерти». Его или нашей, не суть важно…
– Кто-то ещё прилетел с вами? – поинтересовался император.
– Да, сэр. На борту корабля находится восемнадцать пассажиров. И среди них один… одна, которую вы особенно рады будете видеть.
На мгновение лицо Падмы просветлело:
– Сати!.. – Но в следующую секунду его мимолётная радость сменилась тревогой. – Но ведь это… это рискованно. Хотя в нашей системе чужаки ведут себя смирно, но всё же…
– Да, безусловно, – согласился я. – Вашу дочь пытались отговорить, но она ничего не хотела слышать. Она заявила, что… гм… что на корабле под моим командованием ей ничего не грозит.