— Не напускайте мистического тумана, мистер Уэнделл. Нам и без него ничего не видно.
Игнорируя реплику профессора, Уэнделл продолжал:
— Позволю себе напомнить кое-что из биологии кальмаров. Как мы знаем, кальмары — самая высокоорганизованная и наиболее прогрессивная группа беспозвоночных, умеющая накапливать и обобщать индивидуальный опыт. Чем старше кальмар, тем он умнее и «рассудительнее». Кальмары лишены слуха и не различают цветов, но отлично обходятся и без этих способностей. Более чем за пятьсот миллионов лет эволюции — первые формы головоногих известны из кембрия Европы, Северной Америки и Китая — этот класс претерпел значительные качественные изменения. Что мы, исследователи, сегодня знаем о них?.. Много ли нам известно о скрытых свойствах обитателей морских глубин? Надо признаться, что знаем мы все еще очень мало. У разных видов кальмаров обнаружены термоскопические глаза, глаза, генерирующие рентгеновы лучи, открыта способность определять поляризацию света. Можем ли мы утверждать, что их скрытые возможности нами изучены? Нет и еще раз нет! Ни в области психических явлений, ни парапсихических. Достаточно напомнить, уважаемые коллеги, что внезапное окончание нашей последней коллективной психической аберрации здесь на атолле удивительным образом совпало со смертью Кузена Бенедикта.
В коридоре за открытой дверью послышался нарастающий топот и шум приглушенной борьбы. Резко и громко разнесся чей-то сдавленный вопль, потом чей-то возглас: «…так! Еще раз! Попробуй, скотина, еще раз… Говорю, попробуй!» По-видимому, наседали на Оукера… Спорадически вспыхивали шум, топот и гневные возгласы дерущихся.
— Несчастные жертвы «сна», конечно, уверены, что в самом деле в чем-то виноваты, — прервал речь Уэнделла Кэйл. Между тем мы все, как видим, не более чем марионетки, невольные исполнители чьей-то прихоти.
— Полностью разделяю мнение мистера Кэйла, — продолжил Уэнделл.
— Признателен мистеру Уэнделлу за неоценимую поддержку, — саркастически заметил Кэйл, — хотя в состоянии обойтись без нее.
— Мистер Кэйл, а что вы намерены сообщить нам? — напомнил о своем присутствии Хитчелл.
— Только то, профессор, что обвинять нас по сути дела не в чем.
Хитчелл смолчал и подчеркнуто устало вытер платком лицо.
Шум и возня в коридоре возобновились. Кое-кто начал поглядывать на дверь.
— Продолжайте, Марби, — попросил Уэнделл.
— Вся эта фантасмагория, на мой взгляд, началась с приключений на шлюпке, — отчеканил ледяным тоном Кэйл, делая ударение на слове «началась». А потом эпидемия перекинулась на атолл. В коридоре лаборатории появился ваш помощник Энди Вульф с перекошенным от алчности лицом. В руках он держал склянку нового красителя. Не вашего ли, дорогой профессор?
Профессор Хитчелл нетерпеливо заерзал в кресле.
— Патентом на краситель и секретами технологии, как известно, обладает только наш уважаемый профессор. Может быть, мистер Вульф получил бутыль с его милостивого разрешения? Нет. Он силой отнял препарат у ассистента профессора, чтобы воспользоваться им при микроскопировании. В нормальном состоянии ни один человек на такой поступок не отважится. Это не тот способ, который может привести к хорошим последствиям. Рассудим дальше. Возможно, находясь в своеобразном трансе, не владея собой, он совершил сугубо нелогичный поступок? Тоже нет. Почему? Потому что я припоминаю один частный разговор, когда мистер Вульф с завистью отзывался о препарате и его достоинствах. Он сказал, между прочим, что обладание им очень помогло бы ему в работе. Стало быть, поступок его был логичен, но совершенно не соответствовал общепринятым условиям. Он мечтал иметь в своем распоряжении новый чужой краситель и получил его, не понимая, что получил на пять минут. Здесь мы сталкиваемся с логической завершенностью поступков в частном случае и с нелогичностью в целом. Вся эта поразительная смесь составляет характерную черту недавнего беспрецедентного события.
Среди собравшихся заметно было волнение, но никто не возразил. Марби Кэйл продолжал:
— Происшествие со мной. Я находился в своем кабинете у книжного шкафа и рылся в книгах. Меня давно мучил один вопрос, и я надеялся получить хотя бы отправные моменты для его решения. Должен сказать, что параллельно с этими мыслями я, хорошо помню, обдумывал, как лучше сделать, чтобы никто другой не опередил меня.
Собрание оживилось, профессор Хитчелл затрясся в смехе, издавая булькающие звуки, словно выливали жидкость из сосуда с узким горлышком. Кэйл продолжал говорить.
— Я подозреваю, что в том же направлении изощрял свою изобретательность мистер Оукер ван Ривер. Тот самый Оукер, который с Карром в коридоре катаются колесом. Стоя в то время перед раскрытыми дверцами книжного шкафа, перед полками с книгами, я испытывал такое жгучее чувство ненависти к своему сопернику, что был бы в состоянии его убить. Мне в то время эта мысль не казалась чудовищной. Сейчас я содрогаюсь, вспоминая, как близок я был к ее осуществлению. Но мои шаги в этом направлении предупредило внезапное появление самого мистера Оукера в моем кабинете. Мистер Оукер со своей стороны полагал, что в своих исследованиях я не мог обойти этот вопрос, и его, должно быть, обуревали сходные мысли в отношении приоритета возможного открытия. Он на цыпочках прокрался по коридору и, бесшумно распахнув дверь, появился передо мной, не замечая, однако, меня. Но когда я выдал свое присутствие, владевшее им сильнейшее желание заполучить черновой набросок статьи с ключом к решению вопроса заставило его вступить со мной в ожесточенную борьбу. Исключительная наглость его поступка сначала сильно смутила меня, а затем удесятерила мои силы: мной овладело бешенство. Улучив момент, я, как мог, воздал должное его нахальству и с вывихнутой рукой ушел из кабинета, оставив его в задумчивой позе на полу. Не берусь судить, сколько времени он не менял ее, но, судя по изменениям на его лице, он мог по достоинству оценить преподанный урок. Когда я шел по коридору, мне было приятно представлять себе, что я убил его, хотя до этого случая мне ни разу не приходилось думать о себе как о звере…
Все молчали, дымились забытые сигареты, слышно стало, как у закрытого окна на высокой ноте гудели мухи. В окно глядела темнота. Одна из мух сидела на потном лбу Брасса, не замечаемая им. Синеватые волны дыма протянулись из комнаты к приоткрытой двери.
— У профессора Хитчелла исчезли бумаги, — говорил тем временем Кэйл, — секретный сейф мистера Брэдшоу вскрыт и обворован, в этом может убедиться каждый. А отвратительный случай с моим ассистентом?!..
Хьюберт вспыхнул, вскочил, готовый протестовать, но Хитчелл по-отечески усадил его снова. Тот сопел, ерзал на стуле и порывался что-то сказать.