— Ачто если нам захочется путешествовать? — Направляясь к искрящемуся ручейку, мимо проносится стрекоза. — Мне всегда хотелось побывать в Париже.
— Тут нет Парижа. — Держась за руки, они идут дальше. — Но зачем Париж в мире, где не разбиваются сердца?
В стеклянистом небе перистые облака свиваются обрывками света.
— Мне холодно. — Най'а теснее прижимается к Ноэлю.
В ту первую ночь на Земи, сидя на парковой скамейке, они говорили мало, без слов понимая друг друга. Будущее — их прошлое. Они ели с Древа: он — чтобы защищать и находить себе пропитание в мире своего двойника, она — чтобы познать Земь, отобравшую его у нее. Они хранят в памяти, что лежит впереди, каждый поворот и виток трагичного сюжета, выстроившего события к истории их будущего. Они знают, какой стыд скрывается за стрелками, заслонившими загадочный циферблат. Никакому пониманию, никакой информации не развести этих рук. Лишь дела, поступки способны их раздвинуть. А тогда миросюжет развернется в миророман, в ковер из множества возможных историй.
Те, для кого будущее лишь память, не могут рассуждать о морали поступков, основанных на отрицании того, что неспособно настать. Об этом их предупредили управляющие. Слова есть действия, нейронная активность, вспышки которой не только расцвечивают мировую страницу, но и разрастаются в мировой том, затягивая в себя другие страницы, неведомые страницы, зачастую оскверняющие намерение, выраженное в словах. И потому они молчат, сидят, обнявшись, на парковой скамье до рассвета.
Стеклянно-стальные небоскребы города, казавшиеся в темноте светящимся кодом, теперь открыли свою истинную сущность, материальную геометрию, повторяющуюся, как соты.
— А еще есть хочется.
Осторожно высвободившись, Ноэль достал из кармана монетку.
— У тебя есть твой обол.
Она сонно моргнула, глядя на кружок полированного нефрита, вбирающий солнечный свет.
— А здесь от него будет толк?
— Почему нет?
Как только она его взяла, резонансные пустоты в оболе, настроенные на квантовые антенны ее ДНК, напитали ее клетки энергией, извлеченной из вакуума нынешнего пространства-времени. Ее грудь поднялась благодарным вдохом, и в угольных глазах засветилась радость.
— А как же ты?
— Я пришел сюда ради смертельной опасности. — Он подтолкнул ее локтем. — Но не ожидал, что и ты ее разделишь.
Она воззрилась на него без тени улыбки.
— Ты, наверное, голоден.
— Да.
— Где возьмешь еду?
Он понимал, что она уже знает. Настал поворотный момент. Именно поэтому он тянул до утра, медлил отдать ей обол. Он знал, что как только к ней вернутся силы, она захочет действовать. Ради него она оставила Занебесную. А сейчас со всех сторон манила опасность. Они будут жить, как волки, или погибнут. Ей нужно было, чтобы он, этот мистер Сострадание, произнес это вслух:
— Отберу у сильного. У пресловутых волков.