— Подняли. На том буксире и мне досталось на орехи.
— А что, дядя Даня?
— Да что… Команда с того парохода успела выскочить и на шлюпке выбралась на берег. Ну, разбили палатку, стали нас ждать, чтобы помочь скорее пароход поднять. И был в той команде один парнишка — сын поварихи, Сережкой звали. А у того Сережки была гармошка, обыкновенная губная гармошка. Его больше из-за этой гармошки и на пароходе держали, больно играл ловко.
Ну ладно. Вот приехали мы на катере к месту аварии, вышли на берег. Нас тут же окружили. Седая, но не старая повариха подходила то к одному, то к другому и все просила нас:
— Сынки, посмотрите, как полезете, кастрюля на кухне большая была, суп не в чем варить, да, может, нож кухонный увидите, без него я как без рук…
А Сережка подошел ко мне, тронул меня за руку и печально так говорит:
— Дяденька, там во второй каюте гармошка губная осталась, может, достанете?
— Твоя? — спрашиваю.
— Моя, — говорит. — Я боюсь, что она размокнет и играть не будет.
А сам чуть не плачет.
— Там размокать нечему. Ладно, вот полезу обследование делать, попробую твою гармошку достать.
— Ой, дяденька, я вам все время играть буду, только достаньте!
— Достану, — говорю, — не печалься, раз сказал, значит сделаю.
Парнишка повеселел, голубые глаза у него загорелись, щеки зарумянились. «Видно, думаю, музыку очень любит». Ну ладно. Расспросили мы, где лежит пароход, установили выше его свой катер, и я стал собираться в воду. Помогают мне старый водолаз Матвеич и молодой водолаз Иван Коляда. Закрепляет Матвеич на моей ноге тридцатифунтовый ботинок и говорит:
— Главное — не отпускайся от парохода. Течение сумасшедшее, отпустишься, — пиши пропал. Воздуху старайся держать как можно меньше да к палубе поплотнее припадай. Хоронись за каждую малость, а то плохо будет. С такой силой можно бороться только хитростью.
— Хорошо, — говорю, — Матвеич, учту.
Закрепили мне ботинки, пояс с ножом опоясали, надели на меня сигнальный конец, медную манишку и повесили на плечи трехпудовые грузы.
— Ой, ты! — дружно отзываются ребята. — Такие тяжелые?
— Вот то-то и хорошо, плотнее к палубе прижимать будет. Без этого нельзя. А тяжесть их только наверху держать приходится, в воде воздух все как рукой снимет. Ну ладно. Повесили, закрепили. Коляда надел мне на голову медный пудовый шлем и ключом зажал на болтах гайки. Потом дали воздух, завернули иллюминатор, и я стал спускаться по ступенькам трапа. Вода у ног зашумела, забурлила, и с каждой ступенькой вниз все сильнее отрывала меня от катера. Спустился я по грудь, вытравил почти весь воздух, взялся за спусковой конец, обвился вокруг него ногами и быстро, как мог, пошел вниз. От быстро увеличивающегося давления заболело в ушах, но скоро прошло, и я, добравшись до парохода, упал на палубу за фальшборт. Здесь течение меня не трогало, и сразу стало легче.
— Ну, что там? — спрашивает по телефону Матвеич.
— Подожди, — говорю, — дай дух перевести.
От того, что я мало держал в костюме воздуха,