Что бы там ни было в этом бокале -- оно придало мне смелости, и я, откинувшись на спинку кресла, осторожно погладила мевретта по руке. Потом набрала побольше в воздуха и, понимая, что вляпываюсь во что-то по полной, как в омут головой, отрывисто бросила:
-- Одрин... я слышала, что между вами и людьми вот-вот начнется война. Я не выбирала сторону, но... чем я могу помочь?
Почувствовала, как он замер и напрягся. В комнате повисло тяжелое молчание, и я хотела уже, было, что-то добавить, как услышала глухой голос Мадре:
-- Как бы я хотел, чтобы вечно длился этот вечер, и не было впереди ничего, что могло бы угрожать нам. Я хотел бы сказать тебе, что не желаю, чтобы ты вообще воевала, а еще больше хотел бы услышать твое согласие, -- и он положил руку мне на голову. -- Но я понимаю, что это невозможно... Сейчас главное, что требуется от тебя -- это как можно быстрее встать на ноги... А что касается дальнейшего, то здесь нам, конечно, нужны сильные воины.
Рука его, осторожно перебирающая мои волосы, вдруг показалась очень тяжелой, и я, отчего-то глотая слезы, тихо прошептала:
-- Я... уже в порядке... почти... не обращайся со мной, как с ребенком... -- и потянулась, чтобы снова утонуть в тумане его глаз и аромате лилий... Прижавшись к его груди, поняла, что Одрин тихо рассмеялся, и почувствовала легкое касание губ на макушке:
-- И не собирался... девочка...
Я хотела было возмутиться, но только почему-то крепче прижалась к нему щекой и потрясенно пробормотала:
-- Я сумасшедшая... я вижу тебя впервые в жизни и знаю пару часов... боги мои... разве так может быть?
Одрин разомкнул руки и, соскользнув с подлокотника на пол, уселся на мягкий ворс золотистого в свете очага ковра. Обнял мои колени и немного удивленно сказал, пристально вглядываясь в мое лицо:
-- Видимо, может. Я почему-то уже не могу понять, как жил без тебя раньше. Слушай... -- до меня снова донесся тихий смех, -- а тебе говорили, что ты сумасшедшая? -- он кивнул на раскрытое окно, за которым неистово хлестал дождь. -- Это ж надо было -- так сигануть. Я даже не успел опомниться...
Я слегка поморщилась -- было немного обидно, что он обращается со мной, как с какой-нибудь трепетной девой, и резко бросила:
-- Я воин, хороший мой, тебе придется к этому привыкнуть.
Элвилин уперся локтями мне в колени и, подперев подбородок кулаками, сообщил куда-то в область моей груди:
-- Боюсь, что мне больше ничего не остается... -- и, печально усмехнувшись, поднял на меня глаза: -- А ты, правда, ничего не помнишь? Ну, как оказалась здесь. Если не хочешь, можешь не отвечать.
Я наморщила лоб, честно стараясь вспомнить, что было до того, как я упала в ров Твиллега. Ссадина на лбу отозвалась болью. Я уже собиралась сказать, что ничего не помню, как вдруг... небо, распахнутое на все стороны, закатное солнце, садящееся в облака -- и мир внизу, ровный, аккуратный, словно картинка, вышитая шелком... провал в душе и маленький шаг ему навстречу... черный омут, белый лед и бурые пятна на белом.
Резко вскочив, я почувствовала, что ноги подогнулись, и брякнулась на колени рядом с Одрином. Всей тяжестью обвисла на нем, стараясь не ухнуть в темноту. Закричала. Словно сквозь туман, поняла, что меня подхватили на руки, и где-то на самом краю рушившегося мира углядела ошарашенные серые глаза мевретта. Как сквозь толщу воды донеслось до меня:
-- Аррайда, ты что? Что случилось?
Я судорожно ухватилась за его рубашку, и меня заколотило мелкой противной дрожью:
-- Не... отпускай меня... вниз...
-- Хорошо, не буду, -- донесся до меня растерянный голос Одрина, и мир потихоньку начал останавливаться. -- Я тебя держу, -- услышала я твердое, и поняла, что меня опять куда-то несут. Перед глазами проплывали стены коридора, освещенные факелами; мраморные статуи, спрятанные в нишах, отбрасывали причудливые тени. Откуда-то доносились веселые голоса, звуки лютни и пение на незнакомом языке. Потом открылась массивная темная дверь, на меня пахнуло дивным запахом свежести и чем-то пряным, а дрожь сошла на нет, прогоняемая обволакивающим теплом.
Я блаженно закрыла глаза и прислушалась к тихому журчанию воды, как будто бежавшей по водостокам. И еще странному для помещения звуку, напоминающему плеск небольших волн. Внезапно успокаивающая водяная симфония была жестоко прервана громким пением: