-- На вас не напасешься...
-- А ваше наказание банально нажралось и где-то отсыпается... -- крикнул мевретт из своего убежища.
-- Что-что?! Что оно сделало?
Глотнув из баклажки и вернув ее лекарю, я взялась отстегивать пряжки на ремешках, соединяющих кирасу. Левой руке они не поддавались, тогда я пустила в ход правую... и... в глазах потемнело...
-- Оно дегустировало осенний мед, -- вернувшись в серебристой рубахе и черных тувиях, босиком, мрачно пробормотал Мадре. -- Причем, на пару с кавалером. А перед этим читало похабные книжки. Сложно вам будет, Звингард, перевоспитать это! -- и он мстительно улыбнулся. Потом обратил взгляд на меня, вздрогнул:
-- Что с вами, сударыня?
-- Ни-че-го... Помогите отстегнуть, -- произнесла я в отчаянье. Меньше всего мне хотелось зависеть от кого-либо, тем более, от него.
Мадре смутился и неуверенно взялся за пряжки. Мысленно отсчитывая мучительные минуты и смущаясь еще больше от своей неловкости, наконец, расстегнул последнюю и помог снять кирасу.
-- Ого! -- оценил ее вес. -- И зачем вы ее на себя надевали? Если все равно снимать потом?
-- Она от воды отяжелела. Переодеваетесь живее, деточка...
-- Я не просила меня возвращать -- тогда б и не мучались, -- выдав все это, перемежаемое приступами кашля, я стащила с себя и остальное, бросила на пол и надела сухое, ругаясь сквозь зубы и стараясь на мевретта не смотреть. Процесс одевания занял раза в четыре больше времени, чем обычно, и в конце я была красная и мокрая, как мышь под веником... стоило возиться... и прежнее высохло бы на мне запросто.
-- Спасибо, -- сказала я все же, оглядываясь в поисках одеяла.
Звингард кивнул.
-- Другое дело. Мевретт, пошлите кого-нибудь на кухню сварить для дамы глинтвейн.
Мадре, деликатно отвернувшийся (ну, в меру своих сил, конечно) в момент переодевания, повторяя подвиг Звингарда, вытащил из воздуха пушистое покрывало и заботливо накинул мне на плечи:
-- Так хорошо?
Потом непонимающе уставился на лекаря:
-- Слушайте, крикните в коридор, а? Не видите, я за дамой ухаживаю?
Удержал меня от возвращения на мокрый диванчик и провел к креслу у огня.
-- Я вам что, глашатай или герольд рыцарского турнира? -- проворчал дедка, но все же последовал совету и послал несчастную жертву своего обаяния на кухню за глинтвейном.
-- Простите меня, пожалуйста, -- все еще дрожа и заикаясь, пробормотала я, клубочком сворачиваясь в широком кресле. -- Не хочу быть вам обузой.
-- Да какая вы обуза, деточка? -- отмахнулся Звингард. -- Вы обузы не видали. Сейчас согреетесь, руку мы перевязали. Что еще болит?