Мне казалось, что муж мне не верил, поэтому заставил подписать бумагу, чтобы я зря не жаловалась отцу на то, что муж плохо со мной обращался, чтобы я не отдалась никакому любовнику.
Я радовалась, шагая по аллее, и, наконец, вышла на Олдерсгейт-стрит, а потом мы шли по многолюдным улицам в Бишопсгейт. Старик быстро шагал рядом со мной и без конца причитал о том, как изменился Лондон с тех пор, как он впервые сюда пожаловал в середине правления королевы Елизаветы.
Я попыталась узнать его мнение о стихах мужа. Но он мне сказал только, что его сын Джон — трудолюбивый человек и прекрасно владеет словом, а что он сам спокойно относится к искусству поэзии и ненавидит тех, кто отрицательно отзывается о ней, и что поэзия может стать приятным отдыхом от других более важных занятий и учения.
— Отец, я вас прекрасно понимаю, — сказала я. — Вам бы хотелось, чтобы Джон согласился заниматься более полезными делами?
— Не говори ему об этом, — сказал он, улыбаясь. — Но мне жаль, что он не последовал по моей дороге. Поэзия никогда не принесет масло на кусочек хлеба.
Мы не нашли свободных мест в почтовой карете, во дворе я увидела знакомого капитана Виндебанка, который обитал в большом доме в Блетчингтоне, к северу от Оксфорда.
Он возвращался домой с теткой и слугой и согласился подвезти меня и Транко, если мы ему заплатим, старый Мильтон заплатил за нас.
Мы распрощались, и карета выехала на улицу. Она была удобной, ее везли хорошо накормленные лошади. Мы отправились из Лондона под хлопанье кнута и покрикивание кучера.
Я рассказала тетушке джентльмена, что недавно вышла замуж и сейчас на несколько недель возвращаюсь домой к больной матери, чтобы поухаживать за ней. Пожилая леди не была слишком любопытна и хорошо ко мне отнеслась и только спросила:
— Почему в такое неспокойное время ваш милый старый муж отпускает вас от себя даже на короткое время?
— Нет, — сказала я, смеясь, — это — мой свекр, а не муж.
— Ну, неважно. Разве вам неизвестны последние новости? Из Голландии вышло судно, посланное королевой с оружием и припасами для ведения войны, оно направляется к королю в Йорк. Сегодня судно ждут в Хамбере, и вскоре загремят пушки, скрестятся пики, будут слышны выстрелы пистолей. Вчера парламент назначил Комитет Безопасности, а это значит, что они объявили войну против Его Величества. Да, хотя пламя войны еще не разгорелось, но кругом клубы черного дыма. Именно из-за этого я и мой племянник возвращаемся в Блетчингдоне, не закончив дела в Лондоне. Я молю Бога, чтобы верные сердца помогли парламенту. Мне известно, что люди из Палаты Общин весьма упрямы.
Капитан Виндебанк был роялистом, но не хотел спорить с пуританкой-тетушкой и только сказал:
— Сударыня, а я молю Бога, чтобы он смягчил сердца этих жалких людишек в парламенте, чтобы они пришли в себя.
— Аминь, — сказала я. — Пусть все найдут общее согласие, а гражданская война — это самая глупая политика.
— Я не могу с этим спорить, — воскликнула пожилая леди. — И еще я уверена, что Бог может все прекратить, если мы обратимся к нему. Наш народ слишком мало молится, если на него свалилась такая беда. Пусть с жаром сердец и с верой молятся женщины, потому что война никому не нужна, от нее лишь горе и разорение.
Капитан Виндебанк добавил:
— Сударыня, я согласен, что паписты, пуритане и протестанты — все погибнут, если дела будут идти так, как сейчас. Но я уверен, что причина состоит не в том, что люди молятся слишком мало, а наоборот — слишком много, просто они обращают к Богу не те молитвы.
Меня поразило, сколько солдат шло по дорогам. Пешие и верхом, они следовали во всех направлениях. До того, как мы выехали из Лондона, до нас постоянно доносились раскаты, пугавшие и нас, и лошадей. Капитан Виндебанк сказал, что это залпы из пушек, сторонники парламента делали из них пробные выстрелы.
— Помоги, Боже, чтобы они разлетелись на кусочки, — сказал он.
— И чтобы никого не поранило, — быстро добавила его тетушка.
Потом капитан сказал нам, что из-за этой войны почти все ремесла в стране пришли в упадок — делают лишь оружие, пушки, седла и т. д. Сундук на крыше их кареты набит золотыми и серебряными слитками, которые он везет из Лондона королю, чтобы из них отлили монеты. Когда капитан слез с седла, чтобы размяться, пожилая леди мне шепнула на ухо: