Звонкий Дмитрий 9
Улыбышев Радослав 12
Везухин Мирослав 7
Везухина Любовь 7
Ласкина Светлана 7
Ласкина Надежда 6
Торопыгин Радован 6
во:
— И они все — сироты?
— Ну, — дядя пожал плечами, — у кого-то, конечно, есть родители… — он задумался и добавил печально: — По правде сказать, у большинства есть… У нас в стране, Тимка, почти восемьсот тысяч сирот. Из них только тридцать пять тысяч — «настоящие» сироты, без папы и мамы. А у остальных… — он махнул рукой и вдруг ожесточённо сказал: — Я бы тех людей, которые… которые от своих детей отказываются, я бы их… — и он, не договорив, сжал кулак. — А беспризорных сколько? Почти три миллиона, Тимка… И у большинства есть родители… Только такие, что детям иногда про них и вспомнить страшно… Вот, — дядя кивнул на экран, — Везухины, брат с сестрой… они, конечно, были не Везухины… Я их год назад купил.
— Как… купили? — вскинул глаза Тимка.
— А вот так, — спокойно ответил дядя. — За ящик водки. По ним вши легионами гуляли, мне их почти голыми «отгрузили»… А эти… родители — они, мне кажется, и не поняли, что у них детей увезли… А ведь так, Тимка, не только я могу купить. Этим повезло… А вот Улыбышев Радослав… Он три года назад сбежал — не хочется говорить, откуда. У него и фамилия такая, потому что он улыбаться научился только вотвот, какие-то месяцы… Я с отчаянья дал. Вроде быстро отошёл парень, а улыбаться, смеяться — ни в какую, потому что там его заставляли улыбаться… Его Славка Бесик растормошил — вот уж точно Бесик… — дядя улыбнулся мягко.
— А в милицию вы не сообщали? — Тимка почесал нос. — Насчёт…
— Зачем? — дядя усмехнулся и чуть сощурился. — Но там больше никого не заставляют улыбаться. Я позаботился.
— А отчества у них тоже… — не договорил Тим.
— Отчество у них одно — моё, — сказал дядя. — Как у Максимки было…
Тимка открыл "НАШУ ЖИЗНЬ". И засмеялся — невольно, сразу. На высоком холме, окружённом лесом, перед ним за частоколом высились резные башенки. Ниже, на берегу причудливо изогнувшейся петлёй реки, лежали несколько лодок. По узкой дороге рысили трое всадников.
— Это что?!
— Наш дом, Светлояр, — ответил дядя.
В аэропорту Братска на Тимку напала тоска.
Это была самая обычная тоска по дому. Дядя куда-то ушёл, оставив Тимку с рюкзаками в довольно грязном зале, где шатались пропитые личности и шныряли беспризорники. Было жарко, вентиляторы не работали, кто-то играл на гитаре, сидели молодые солдаты, а за большим стеклом (пробитом в нескольких местах, словно тут стреляли) перемигивалась редкими огоньками темнота и гудели моторы. Зал производил тяжёлое впечатление — словно тут жили и работали люди, которые уже давно на всё плюнули. По углам какие-то смурные личности что-то продавали тишком подходившим людям — не поймёшь, что, но догадаться было можно. У компании мальчишек, прошедших мимо, Тим увидел в большом пластиковом пакете два жёлточёрных тюбика «момента»; встретился взглядом с глазами одного из пацанов — и вздрогнул, такие в нём были тоска, безнадёжность и какая-то горячечная злоба на него, Тимку, впервые увиденного и незнакомого… Название города — «Братск» — в такой ситуации звучало насмешкой… или воспоминанием о каких-то иных временах, о которых Тимка ничего сказать не мог.
"Куда я вообще еду, зачем? — уныло подумал мальчишка и несколько раз ткнул ногой свой рюкзак. — И чего меня понесло-то?!"