Через несколько минут подруги встали и пошли прочь от кинотеатра, оживленно переговариваясь. Наташа поспешно надела босоножки, схватила сумку и двинулась следом на почтительном расстоянии.
Некоторое время она бродила за ними по обувным и парфюмерным магазинам, а потом минут тридцать терпеливо сидела на скамеечке возле дорогого летнего бара, пока женщины обсуждали сделанные покупки, откушивая мороженое и попивая прохладный ананасовый сок. Наконец женщины распрощались, и, отбросив недокуренную сигарету, Наташа последовала за бирюзовым платьем. Женщина шла неторопливо, даже как-то лениво, и Наташа едва сдерживалась, чтоб не кинуться, не остановить ее и не поговорить немедленно, но они шли по людному району, и заводить разговор здесь не следовало.
Бирюзовое платье ненадолго задержалось возле цветочниц, приобрело большой букет розовых и ярко-оранжевых герберов, перешло дорогу и наконец-то направилось к длинному стройному ряду девятиэтажек. Дождавшись, пока оно зайдет во двор, Наташа догнала его и, слегка задыхаясь, произнесла:
— Простите, можно вас на минутку?
— Зачем это? — надменно спросила женщина, слегка повернув голову, но не остановившись.
— Мне нужно с вами поговорить.
— Если это соцопрос или ты что-то продаешь, тогда — до свидания!
— Я хочу поговорить о вашем сыне.
Женщина резко остановилась, быстро и тщательно ощупала ее взглядом сверху донизу, потом спросила с легким беспокойством:
— А что мой сын?
— Может, мы присядем?
— Ты кто такая? — она вдруг резко отвела взгляд. — Сколько он тебе должен?
Наташа успокоила ее и кое-как уговорила сесть на одну из скамеек. Женщина закинула ногу за ногу, внимательно и в упор глядя на Наташу ярко накрашенными глазами. Букет она положила на колени.
— Недавно, возле кинотеатра, вы и ваша подруга сидели неподалеку от меня, и так уж получилось, что я случайно услышала ваш разговор — то, что вы рассказали о своем сыне. Он играет, да?
Лицо женщины дернулось, и Наташе показалось, что та сейчас ее ударит. Женщина вскочила, уронив цветы, но тут же опустилась обратно.
— И что?! — ее голос слегка дрожал. Она наклонилась и начала собирать герберы. — Из-за этого ты шла за мной аж оттуда?! Тебе-то что за дело?!
— Я могу попробовать вам помочь.
— Так, — женщина встала и махнула рукой в сторону. — А ну пошла отсюда! Теперь-то понятно! Ты из этих целительниц чи колдунов, которые не умеют ни хрена, а строят из себя неизвестно что! Только и умеют, что бабки драть! Спасибо, проходили!
— Я не возьму с вас никаких денег, — мягко сказала Наташа. — Только мне нужно будет посмотреть на вашего сына, и тогда я скажу — смогу что-то сделать или нет.
Они проговорили минут пятнадцать, и женщина вначале ощетинивавшаяся, постепенно успокоилась. Не то, чтобы ее подозрения улеглись — нет, то же обстоятельство, что Наташа не желала назначать цену, насторожило ее еще больше — она считала, что когда люди говорят, что им ничего не нужно, то, как правило, на деле заберут все. Наташа еще раз пояснила: потом, если все пройдет удачно, женщина сможет найти ее и заплатить. А может и не заплатить — это ее личное дело.
— Мы придем не одни! — угрожающе заявило бирюзовое платье, которое, как уже знала Наташа, звали Людмилой Тимофеевной. — И не думай, что тебе удастся как-то нас развести. Почему бы сразу не назначить цену?
— Не в моем праве оценивать это, — тихо сказала Наташа. — Оцените сами, если будет что оценивать. И если захотите. Мы не в магазине.