— Ага, щас! — воскликнула Таня с детской обидой. Ее брат, которому передалось взбудораженное состояние приятеля, зло толкнул ее назад.
— Вали… сейчас как дам по башке!
— Козел, я все расскажу!.. — пискнула Таня и метнулась к дивану. Ява осторожно выглянул на лоджию, похожую на маленькую оранжерею, быстро обшарил ее глазами, потом открыл окно, к счастью, открывавшееся не в сторону перегородки, и начал торопливо раздвигать горшки с комнатными растениями, закрывавшими к нему доступ.
— Ты чо, матушкины цветы!.. — запротестовал Серый, но его возглас остался без ответа. Ява закурил и осторожно поставил к окошку табуретку, освободив ее от большого горшка с папоротником.
— Так нормально, залезешь?
Вита кивнула, со страхом глядя на мокрый соседний дом, сияющий огнями. В ногах начала нарастать мелкая, противная дрожь. Хищно-возбужденный вид Явы вызывал у нее глухое раздражение — для парня это была всего лишь чертовски интересная игра. Для нее это игрой не было.
— Наши подошли, как думаешь? — спросила она. Ява кивнул, вглядываясь в улицу.
— Не высовывайся пока. Сейчас. Вон там за планки цепляйся, когда пойдешь, но постарайся сразу же дотянуться до перегородки. Слушай, — он потянул к себе какой-то предмет, — у них тут швабра… Давай, когда все начнется, я ее просуну и там зацеплю, а потом полезешь. Все же страховка.
— Вы сдурели?! — испуганно подал голос Серый. — Четвертый этаж!
Ему никто не ответил. Вита порылась в сумочке и поспешно сунула в руку Явы скомканные денежные купюры. Он, не пересчитав, как-то смущенно сунул их в карман.
— Да, круто вас кредиторы обложили, — пробормотал он. — Все, давай! Щас народу будет не до твоего балкона. Главное, чтоб в хате не сидели. Мы будем тут все время.
Щелчком он отправил недокуренную сигарету в долгий полет, и она скользнула по широкой дуге, рассыпая искры в слезливую ночь.
— Раз, два… — хрипло зашептал Ява, протягивая руку в сторону Виты.
— Если ты что-нибудь сломаешь, мать меня убьет! — жалобно пробурчал Серый за ее спиной, и она, не сдержавшись, толкнула его локтем.
— …восемь, девять… — шептал Ява, стискивая пальцы другой руки на ручке швабры.
На счете «пятнадцать» где-то за торцом дома почти одновременно прогремели три оглушительных взрыва, и сразу же истошно заверещала сигнализация какой-то машины где-то в той же стороне. Ява торопливо сунулся вперед, проделывая обещанные манипуляции со шваброй, а Вита пролезла рядом в окно и, держась за раму, встала на перила и осторожно, стараясь не суетиться, повернулась спиной к улице. Мокрое дерево неприятно холодило ноги сквозь колготки. На мгновение перед ней мелькнули искаженные лица Явы и Серого, но сразу же исчезли, и теперь она видела только перегородку, до которой нужно было дотянуться. Она была совсем рядом, и чтобы достать до нее, нужен был шаг — всего лишь один шаг по мокрым перилам и свободная рука. Но пальцы, накрепко вцепившиеся в раму, отчаянно не хотели разжиматься, и доли секунды она дрожала на перилах, собираясь с духом, потом оторвала одну руку от рамы, вытянула ее вперед, прижимаясь к стеклу и стуча зубами. Перед глазами была только перегородка, больше не существовало ничего, и только где-то там, далеко, продолжали оглушительно хлопать мощные петарды, завывать машины, и кто-то пьяно хохотал и ругался в десятки глоток, отмечая заказанный праздник.
«Я иду, — бестолково бормотала Вита про себя. — Иду-иду-иду-иду…»
Она передвинула по перилам одну ногу, потом другую, и ее пальцы поймали перегородку и вцепились в нее намертво — не оторвешь. Сразу стало легче. Она отпустила раму, скользнула ладонью по стеклу и почти перепрыгнула на свои перила, краем сознания даже сквозь грохот взрывчиков уловив, как соседний балкон испустил облегченный вздох.
Спрыгнув с перил на свободное местечко среди разнообразного хлама, Вита несколько раз судорожно поймала губами воздух, потом вскинула глаза на темный зев раскрытой форточки — уходя, Евгений всегда оставлял форточку открытой, чтобы проветрить квартиру, и Вита машинально подумала, что и после смерти он словно все еще помогает ей. Встав, она ухватилась за раму и влезла на подоконник. Проскользнуть в форточку оказалось уж вовсе простым делом, и через несколько секунд она спрыгнула на подоконник с другой стороны, а оттуда на пол, в теплую и сухую темноту, тут же повернувшись и придержав заколыхавшуюся штору, а потом на несколько мгновений застыла, прижав ладони к паласу, словно изготовившаяся к прыжку кошка, и напряженно слушая, не раздадутся ли чьи-то осторожные шаги. Но в квартире было тихо, и только в трубах едва слышно бормотала вода. Темная комната казалась привычной, непотревоженной, и в громаде шкафа уютно горел крохотный зеленый огонек — Евгений, как обычно, забыл отключить от сети музыкальный центр — «Наверняка, и диск забыл вытащить», — машинально подумала Вита.
Шторы снова были плотно задернуты, и Вита позволила себе встать в полный рост. Разумеется, включать свет было нельзя, но он и не был ей нужен — она хорошо знала квартиру.
В углу, между стенкой и шкафом, валялся небольшой древний отечественный магнитофон, настолько битый и мятый, что на него не позарился бы и слепой грабитель. Вита осторожно вытянула его и быстро вывернула неплотно закрученные болты, удерживавшие заднюю крышку. Вся родная магнитофонная начинка давным-давно канула в никуда, и теперь в нем хранилось нечто другое, не имевшее отношения к электронике. Вита вытащила из магнитофона два свертка — с деньгами и документами и затолкала их в сумку, потом встала и на цыпочках пошла в спальню, испуганно озираясь после каждого шага. Темнота уже начала превращаться в полумрак, и кругом были только привычные очертания знакомых предметов и свободное пространство там, где оно должно было быть — ничего лишнего… и никого. По пути она заглянула в ванную и туалет, но там было пусто.
В спальне она быстро собрала кое-какие бумаги, сунула в сумку несколько личных дискет с информацией, которая, как она надеялась, ей еще могла пригодиться, туда же опрокинула шкатулочку с украшениями. Ссыпаясь, они тихо звякнули, и на мгновение Вита снова застыла, прислушиваясь.