Мгновенное смущение Маши не ускользнуло от родительского внимания.
- Право, хочешь... Подумай-ка. Но Маша успела оправиться и вместо ответа со смехом поцеловала руку матери.
- И будто нечего тебе сказать мне?
- Ну право же, нечего.
- Я тебе верю,-возразила Ненила Макарьевна после непродолжительного молчания.-Я знаю, у тебя нет ничего от меня скрытного... Не правда ли?
- Конечно, маменька.
Маша, однако ж, не могла не покраснеть немного.
- И хорошо делаешь. Грешно было бы тебе скрываться от меня... Ты ведь знаешь, как я тебя люблю, Маша.
- О да, маменька!
И Маша прижалась к ней.
- Ну, полно, довольно. (Ненила Макарьевна прошлась по комнате.) Ну, скажи же мне,- продолжала она голосом человека, который чувствует, что вопрос его не имеет никакого особенного значения,-о чем ты сегодня разговаривала с Авдеем Иванычем?
- С Авдеем Иванычем? - спокойно повторила Маша.- Да так, обо всем...
- Что, он тебе нравится?
- Как же, нравится.
- А помнишь, как ты желала с ним познакомиться, как волновалась?
Маша отвернулась и засмеялась.
- Какой он странный!-добродушно заметила Ненила Макарьевна.
Маша хотела было заступиться за Лучкова, да прикусила язычок.
- Да, конечно,- проговорила она довольно небрежно,- он чудак, но все же он хороший человек!
- О да!.. Что Федор Федорыч не приехал?
- Видно, нездоров. Ах, да! кстати: Федор Федорыч хотел мне подарить собачку... Ты мне позволишь?
- Что? принять его подарок?
- Да.
- Разумеется.
- Ну, благодарствуй,-сказала Маша,-вот благодар-ствуй!
Ненила Макарьевна дошла до двери и вдруг вернулась назад.
- А помнишь ты свое обещание, Маша?
- Какое?
- Ты мне хотела сказать, когда влюбишься.
- Помню.
- Ну, что ж?.. Еще не время? (Маша звонко рассмеялась.) Посмотри-ка мне в глаза.
Маша ясно и смело взглянула на свою мать.
"Не может быть! - подумала Ненила Макарьевна и успокоилась.- Где ей меня обмануть!.. И с чего я взяла?.. Она еще совершенный ребенок..."
Она ушла...
"А ведь это грех",- подумала Маша. VI
Кистер лег уже спать, когда Лучков вошел к нему в ком-на1у. Лицо бретера никогда не выражало одного чувства;
так и теперь: притворное равнодушие, грубая радость, сознание своего превосходства... множество различных чувств разыгрывалось в его чертах.
- Ну, что? ну, что?-торопливо спросил его Кистер.
- НУ, что! Был. Тебе кланяются.
- Что? онк все здоровы?
- Что им делается!
- Спрашивали, отчего я не приехал?
- Спрашивали, кажется.
Лучков поглядел в потолок и запел фальшиво. Кистер опустил глаза и задумался.
- А ведь вот,- хриплым и резким голосом промолвил Лучков,- вот ты умный человек, ты ученый человек, а ведь тоже иногда, с позволения сказать, дичь порешь.
- А что?
- А вот что. Например, насчет женщин. Ведь уж как ты их превозносишь! Стихи о них читаешь! Все они у тебя ангелы... Хороши ангелы!
- Я женщин люблю и уважаю, но...
- Ну, конечно, конечно,- перебил его Авдей.- Я ведь с тобой не спорю. Где мне! Я, разумеется, человек простой.
- Я хотел сказать, что... Однако почему ты именно, сегодня... именно теперь... заговорил о женщинах?
-Так!-Авдей значительно улыбнулся.-Так! Кистер пронзительно поглядел на своего приятеля. Он подумал (чистая душа!), что Маша дурно с ним обошлась; пожалуй, помучила его, как одни женщины умеют мучить.
- Ты огорчен, мой бедный Авдей; признайся... Лучков расхохотался,
- Ну, огорчаться мне, кажется, нечем,- промолвил он с расстановкой, самодовольно разглаживая усы.- Нет, вот видишь ли что, Федя,- продолжал он тоном наставника,- я хотел тебе только заметить, что ты насчет женщин ошибаешься, друг мой. Поверь мне, Федя, они все на одну стать. Стоит похлопотать немного, повертеться около них-и дело в шляпе. Вот хоть бы Маша Перекатова...
- Ну! Лучков постучал ногой об пол и покачал головой.
- Кажется, что во мне такого особенного и привлекательного, а? Кажется, ничего.