Он с досадой повёл плечом.
Внезапно скептическое чувство к уходящему поколению переплелось в его сознании с другим: те по крайней мере знали, чего хотели, и верили, чему служили. А вот в нём всё только бесплодное умствование! И жизнь идёт без смысла и цели.
Дверь в соседний бальный зал была притворена. На потемневшем красном дереве её выделялся сочный бронзовый картуш: античный шлем, мечи и латы – излюбленные атрибуты александровского ампира. Флигель-адъютант рассеянно положил руку на дельфина, украшавшего золочёный чеканный замок, и вошёл.
Перед ним запестрели зелень, цветы и большие проволочные вольеры с попугаями. Посреди зала высилась катальная горка из жёлтой ясени. На верху её белели детские платьица двух младших дочерей царя: одной было шесть, другой восемь лет. Уцепившись за плечи закадычного взрослого приятеля, офицера государева конвоя, девочки радостно и шумно скатывались вниз на тяжёлом серебряном подносе. Внизу их бережно ловил рослый чернобородый камер-казак её величества в бархатном кафтане.
Наблюдавшая за ними пожилая лимфатическая воспитательница в кружевной наколке с опаской повторяла:
– Осторожней, пожалуйста!.. Как можно осторожней!..
Увидав хорошо знакомого Адашева, раскрасневшиеся от страха и восторга великие княжны весело закивали ему кудрявыми головками и подбежали здороваться. Приветливо, по-детски хлопая ладошками, они, как истые англичаночки, трясли ему руку.
– Тебя, я вижу, запрягли, бедняга «Кавказский Пленник», – шутливо сказал Адашев приятелю-конвойцу.
Молодой горец, внук знатного заложника времён Шамиля, расправил засученные рукава черкески. Живые бусинки его раскосых глаз сузились, как щели. На лице заиграла хитрая азиатская улыбка:
– Ты не знаешь, как я люблю детей. Мы, мусульмане…
– Скорей, ещё! – перебила его младшая сестра и потащила за полу черкески опять кататься.
Старшая остановилась перед Адашевым и деловито предложила:
– Когда кончите с папá, приходите к нам. Будем вчетвером играть в аул.
Последняя, угловая гостиная с пушистым бархатным ковром и с красным штофом на стенах… Запертая дверь.
Рядом долговязый преображенец, стоящий на специальном квадратном половичке из соломенной плетёнки… Адашев оказался наконец в широком темноватом коридоре, прорезавшем внутренние комнаты царской четы.
Он тихо вошёл в небольшую столовую английской современной работы – подарок царице от бабушки, королевы Виктории. Подле окна, в мутноватой воде квадратного стеклянного аквариума, плавало несколько неуклюжих тритонов. Здесь флигель-адъютанта встретил царский камердинер, скуластый сибиряк с хмурым лицом и длинной колодкой всевозможных орденов вдоль отворота ливреи.
- Его величество изволят быть одни, – сказал он с безулыбочным поклоном. – Я сейчас доложу.
Он вышел, глухо позвякивая крестами и медалями.
Адашев подошёл к аквариуму и принялся смотреть, как тритоны беспомощно тычутся головой о стёкла.
Камердинер вернулся:
– Пожалуйте, просят.
Он бесшумно отворил дверь в громадный двухэтажный кабинет, уставленный по вкусу самого царя новой громоздкой мельцеровской мебелью.