Сашок обратился к Софи:
– Contez-nous done votre mesaventure.
– Представьте себе, выходя из вагона, я как-то зацепилась жемчугом и весь рассыпала…
- А вам известно, сколько жемчужин было в нитке? – догадался спросить Сашок. Софи стала припоминать:
– Кажется, сто сорок шесть…
– Все должны быть налицо, я сам их подбирал, – заверил жандарм.
Княгиня заволновалась:
– Надо скорее пересчитать.
– Только не здесь, ваше сиятельство, – посоветовал жандарм, подозрительно оглядываясь, и предложил открыть царские комнаты.
Там оказалось сыро, неуютно и пахло затхлым.
– Точно в могиле! – сказала Софи, зябко кутаясь в меха.
Жандарм распорядился затопить камин. Княгиня и Сашок, подсев к столу, занялись жемчугом.
Софи отвлеклась другим. По комнате к огню прокрадывался, робко озираясь, двухмесячный пятнистый котёнок. Глаза Софи весело заискрились. Она схватила котёнка на руки и принялась ласкать с той инстинктивной задушевностью, какую испытывает к маленькому животному почти всякая бездетная женщина.
Адашев был в трауре всю прошлую зиму. После свадьбы Софи они как-то ещё ни разу не встречались. В памяти его она осталась прелестным жизнерадостным ребёнком, княжной Луховской.
Вспомнилось её первое появление при дворе. Неопытная фрейлина с очаровательной растерянностью искала, где же пресловутый «вход за кавалергардов».
«Туда должны собираться многие, – взволнованно говорила княжна. – В придворной повестке написано: министры, статс-секретари, чины двора… и ещё какие-то другие особы: их называют, кажется, «обоего пола»… «Дикарка! – оправдывал её потом в яхт-клубе, смеясь, отец, общительный весельчак князь Луховской. – Выросла без матери в деревенской глуши, кроме бабушек и мамушек, людей не видела.»
Адашев выжидательно приглядывался: а теперь она жена Серёжи Репенина?..
Софи его словно не замечала. После беспрестанной быстрой смены ярких заграничных впечатлений тишина, камин, тёплый мурлыкающий живой комочек на коленях погружали её в приятное полузабытьё. Софи испытывала сейчас то же, что школьник, кончивший экзамены, какую-то непреодолимую, блаженную леность мысли.
Котёнку скоро надоело забавляться пушистыми соболями и звонкими браслетами. Он быстро-быстро засучил лапками, высвободился, спрыгнул на пол и без оглядки, хвост трубой, шмыгнул за дверь.
Софи укоризненно поглядела ему вслед. Эгоизм котёнка ей показался обидным. Она повернулась к флигель-адъютанту.
– Полковник мне сказал, что вы только что расстались с моим мужем. Ну как он?
Софи спросила это голосом без интонаций, словно продолжая думать о другом.