Несколько новых ярких штрихов к портрету царя дала исполнительница народных русских песен Н. Плевицкая. Угрюмый, молчаливый, необщительный Николай, бывающий своих «императорских» театрах, обнаружил явное пристрастие к песням Плевицкой, если не к личности самой певицы.
В области его личных увлечений преобладали, как мы знаем, балетные звёзды и звёздочки, испытанные на пуантах… вроде Лабунской, Кшесинской и других…
Плевицкую Николай отличал как артистку. Так по крайней мере заявляет она сама.
Излюбленным его номером была песенка о «доле ямщика-бедняка», о том, как он тосковал по милой… Как
Этот номер, трогавший в концертах ожиревших старых кокеток, полинялых светских и полусветских львов, юных хлыщей, приводил в волнение и Николая Романова.
Так казалось Плевицкой.
Но предоставим слово ей самой, и тут же вскроется уже совсем новая чёрточка императора.
– Он был всегда такой добрый и простой на вид! – сообщает артистка. – Такой вот, как и все остальные мои знакомые… Ничем не похож на царя.
Сидит и слушает. И потом горячо-горячо жмёт руку и благодарит за доставленное ему удовольствие. И видно было, что песни мои ему очень нравятся, что он понимает их, что они его трогают до глубины души…
– Ну а потом что же? Говорил он с вами по поводу этих песен, высказывал свои мысли?..
– О, нет, нет. Он был очень корректен, очень корректен. Всегда благодарил. Много благодарил, но чтобы поговорить или, Боже упаси, чего-нибудь лишнего сказать – нет, нет… Больше молчал и приветливо улыбался.
И тут же этот маленький человек, не высказывавшийся никому и никогда откровенно, уходил в соседнюю комнату и делал выговор генералу Казбеку за «неумелое» усмирение:
– Надо было пострелять, генерал, надо было пострелять.
Это подлинные слова его.
– Весёлую компанию очень любил, – рассказывает Плевицкая. – И пил много. Но что удивительно – никогда не пьянел. Пьёт, нисколько от других не отставая, а хоть бы в одном глазу. Хохочет только. Причём сидит на одном месте, не вставая. Сидит и хохочет. Публика уже подвыпила, артисты – мастера на все руки – рассказывают анекдоты, а он сидит и хохочет. Весёлый человек. Любил анекдоты. Особенно еврейские. Или анекдоты про какое-нибудь глупое положение какого-нибудь глупого начальства. Хохочет до упаду. Прямо заразительно хохочет. Но видно, что трезвый лишнего слова не проронит. Не только что лишнего, но и вообще слов понапрасну не расточает.
Публика веселится и думает: «Какой он хороший». Я сама часто забывалась и говорила с ним вот так же, как с вами разговариваю. Размахиваю этак руками пред самым его носом и вообще совсем забываю, что он – царь. Я ведь невоспитанная, – как бы оправдываясь, замечает певица.
Иногда придворные или другие свидетели разговоров Плевицкой с царём серьёзно указывали ей, что нужно быть осторожней.
– Да, ведь вот он какой! – задумчиво прибавляет Плевицкая.
Иногда по простоте душевной Плевицкой приходилось рассказывать царю что-нибудь из жизни мира артистического, что-нибудь будничное, то, что называется просто сплетнями. Рассказывает просто как человеку и вдруг изумлённо слышит из уст царя:
– Я это знаю уже…
Удивительная осведомлённость. Сидит в компании артистов, слушает анекдоты, хохочет вместе с ними и всё видит, всё знает, всё запоминает. А намотав на ус всё виденное и слышанное, проявляет свою самодержавную волю.
Бывший царь любил слушать, как Плевицкая пела «Стеньку Разина». Иногда царь экстренно вызывал её к себе официальным путём, например, через московского генерал-губернатора в Царское Село, чтобы петь. Для этого ей приходилось откладывать назначенный в Москве концерт и немедленно ехать в Царское. И получается какой-то первобытный хаос.