– Que fait la femme in ce cas?
– Mais c'est classique: elle le tue ou elle le trompe.
В интонациях Тата сквозил тот беззаботный лёгкий цинизм, с каким она относилась ко всем и ко всему.
– Et toi-meme, pourtant… – невольно вырвалось у Софи, вспомнившей, что муж Тата, убитый под Цусимой, был неисправимым кутилой: она даже накрыла его где-то с цирковой наездницей.
– Oh, moi… – ответила с запинкой Тата. – C'etait ecoeurant!..
В её голосе неожиданно прозвучала другая, серьёзная нотка. Полагая, что подруге давно известны все подробности её злоключения, она только добавила с горечью:
– Que veux-tu… Anatole etait quand meme tin garcon distingue. Mais voila – il faisait lire a cette trainee toutes mes lettres! C'est pourquoi papa…
Софи не дослушала. Она спохватилась, что отец – в Петербурге и, вероятно, сидит сейчас в яхт-клубе.
Машина шла по Морской. Справа показались площадь, Синий мост.
Она потребовала, чтобы Тата её выпустила.
Затормозивший у подъезда освещённый автомобиль с разодетыми дамами озадачил швейцара яхт-клуба. Он окинул подозрительным взором Софи, подхватывая в сенях её ротонду.
Лакейский глаз тотчас заметил на плече андреевскую ленточку фрейлинского шифра. Швейцар, сорвав с головы галунную фуражку, с поклоном отворил дверь в комнату для посетителей.
Эта единственная приёмная, куда допускались посторонние, была тесной и неприветливой. Её обставили, казалось, всем, что в доме было недостаточно хорошо для членов клуба; у ожидавшего гостя сразу же складывалось впечатление, что он здесь нечто терпимое, но лишнее и нежелательное.
Софи села в потёртое оливковое полукресло перед ореховым письменным столом. Взгляд её уставился на стакан со стеклянной дробью, в которую были воткнуты карандаши и перья.
Князь Луховской играл по крупной в винт с открытым. Ему везло. Разложив по мастям удачный прикуп, он сообщал, объявить или нет малый шлем, и только присвистнул когда лакей тихо доложил: «Внизу, ваше сиятельство, вас ожидают дама-с».
Проигрывавшие партнёры кисло переглянулись.
Князь извинился, наскоро застегнул отпущенный на округлявшемся брюшке жилет, посмотрел, в порядке ли пальцы, и пошёл к лестнице, мурлыча себе под нос модную песенку Майоля.
При виде дочери он смутился, но сейчас же приветливо простёр к ней руки.
– Какой ветер тебя занёс, красавица ты моя родная?
Софи молча встала навстречу.
Осторожно поцеловав её в лоб, князь зажмурил глаза, потянул носом и на мгновение замер:
– «Ambre antique» coupe d'un melange inedit, c'est tres parisien!..