– Мы на такси не ездим, – шутил он у себя в бригаде, – у нас мелочи нет…
Он остановился, чтобы закурить, и ветер, раскачивавший фонарь, двигал на снегу его тень. Делал ее то длиннее, то короче.
"Нам, столярам… – размышлял он, сворачивая на Красную площадь. – У нас, столяров…"
Авдеев миновал Исторический музей и шел теперь по площади, оставляя за собой следы на снегу, который недавно выпал.
"Ишь – Осипов! – бормотал он, продолжая какой-то давний спор с самим собой. – Он не то что рубанок, он стамеску-то держать не умеет. А туда же метит, в начальство…"
Вдруг он остановился. Метрах в десяти прямо перед ним на девственном, свежевыпавшем снегу внезапно обозначился круг. Это был след, будто мгновенье назад лежал какой-то огромный обруч. Или кольцо. Авдеев не успел еще ни осознать, ни изумиться этому, как там же, мгновенно накрыв собой отпечаток, возник Шар. Он появился внезапно и из ничего, как и след.
С появлением Шара происхождение отпечатка как бы обрело объяснение – это был след от Шара. Тем самым повод для недоумения исчез, и Авдеев, обойдя Шар, двинулся дальше.
"Кулагин, – бормотал он, – это надо же, в начальство метит. С бригадиром пьет…"
Метров четырех диаметром синевато-серый Шар не имел, казалось, ни смысла, ни назначения. И если бы Авдеев догадался коснуться его рукой, он убедился бы, что Шар – мягкий, как надувной матрац. Но Авдеев не сделал этого. Он прошел всю площадь и только потом неуверенно оглянулся.
Шар стоял на месте.
"К чему бы это? – запоздало подумал он. – Октябрьские праздники прошли. А до майских – далеко…"
Он не мог знать того, чего не знал еще никто в мире. Что в этот же час такой же Шар возник перед резиденцией премьер-министра в Лондоне и у Белого Дома – в Вашингтоне. А также в Париже, в Пекине, в Риме и во всех остальных столицах.
На следующее утро приезжие, торопившиеся к ГУМу, видели у Исторического музея какой-то странный Шар и кучу людей, которые толпились рядом. В стороне стоял тягач, и от него, как от лошади, шел белый пар. Все утро тягач пытался сдвинуть Шар. Или хотя бы зацепить его тросом. Но тщетно.
Толпившиеся возле Шара стояли встревоженной кучкой, обсуждая, что делать. И главное, что сказать начальству. Но говорить начальству им так ничего и не пришлось. Ровно в девять, когда часы пробили девять раз, из Шара вышел Старец. Он прошел сквозь оболочку, как проходит игла, и стенки снова сошлись за ним.
– Здра-а-авствуйте, – сказал он сладким голосом. – Я с созвездия Орион.
Старец был благостный. Лицо его и вся фигура источали благолепие.
– Я с созвездия Орион, – повторил он и, словно сиянием, озарил всех взглядом.
Последовало мгновение растерянности, после чего сразу же неведомо откуда подкатила черная "Волга". Старца усадили в нее, машина рванулась с места и исчезла.
В тот же день и в тот же самый час посланцы с Ориона появились в других столицах. Кроме того, что все они были благостны, все источали благолепие, было еще одно обстоятельство, вызывающее некоторое смущение. Дело в том, что они походили друг на друга так, как только могут походить друг на друга копии одного и того же оригинала.
Когда сообщение об этом в конце концов появилось в газетах, Авдеев, который всегда читал газеты, понял, что был первым, кто увидел Шар.
– А я иду, значит, – в десятый раз принимался он рассказывать свою историю, – вроде Шар…
Но ему все равно никто не верил.