Нет, нельзя плакать! Линни зажмурилась. Выйти замуж за Эрнеста Уэринга, графа Пеллеринга, — перспектива весьма почетная. И ей очень этого хотелось. Более того, она надеялась, что он предложит руку и сердце, причем в ближайшем будущем.
Да-да, только об этом она и мечтала.
Линни прогнала посторонние мысли, вышла из своего убежища и решительным шагом направилась к лучшей в театре ложе, которую лорд Пеллеринг абонировал для нее, ее матери и ее жениха мистера Эванстона.
Мысль о мистере Эванстоне не прибавила оптимизма. От этого джентльмена хотелось бежать как можно дальше. А при виде затылка лорда Пеллеринга возникло новое сомнение. Кольцо светлых волос вокруг слегка заостренной лысины уже стало привычным, однако не рождало в душе нежных чувств. Но нужны ли нежные чувства?
Нет. Конечно, нет. Она вовсе не наивная дурочка, мечтающая о сладкой любви. Можно подумать, мужской затылок вообще способен вызвать сердечный трепет.
Неожиданно вспомнился затылок лорда Великолепие, и сердце повело себя странно. Нет, не затрепетало, конечно, но ощутимо вздрогнуло.
Наверное, она устала. Или проголодалась. Или и то и другое вместе. Линни собралась с духом и прошла к своему креслу. Извинилась и села на свой стул.
Леди Дарингтон укоризненно взглянула на дочь. Линни нечасто встречала это выражение, поскольку старалась избегать недовольства матери. Проще всего было просто не попадаться ей на глаза. Но сегодня слезы подступили так неожиданно, что пришлось поспешно покинуть ложу и спрятаться в укромный уголок.
Она сложила руки на коленях и прилежно уставилась на сцену — такую далекую, что лица артистов тонули в тумане. Колонна справа закрывала почти половину сцены, и уже было ясно, что даже если Эдмунд Кин когда-нибудь появится, спасти положение ему все равно не удастся. Ну а пока все еще тянулся бесконечный спектакль.
Мысли блуждали и вдруг, не спросив разрешения, своевольно вернулись к лорду Великолепие. Точнее, к его красивой шевелюре. Что ж, в признании очевидного факта не было ничего зазорного: джентльмен обладал прекрасными темными волосами, густыми и волнистыми.
Позволить себе представить, как выглядят без перчаток руки, тоже не возбранялось.
— Так-так, — послышался голос матери, и Линни поняла, что актеры, наконец, освободили сцену. Комедия все-таки закончилась. — Маркиз Дарингтон наконец-то изволил появиться в театре.
Линни тут же вернулась к холодной действительности, мгновенно прогнав образ красавца с романтической прической и грязным носовым платком в нагрудном кармане. Ее мать перегнулась через ограждение и, не отрываясь, посмотрела в партер.
— Поверить не могу! Что за невежество!
Сидевший сзади мистер Эванстон встал, бросил небрежный взгляд и высказал собственное мнение:
— Мне уже доводилось слышать, что молодые щеголи предпочитают толкаться в партере вместе с простолюдинами. Считают, что оттуда лучше видно.
Линни уже час сидела, глядя на колонну, закрывавшую добрую половину сцены, а потому считала, что молодые щеголи, бравшие места в партере, мыслят вполне здраво.
— Но он не один, а с дамой! Если не ошибаюсь, это мисс Амелия Реллтон, девушка из хорошей семьи. Какая наглость!
Линни ничуть не интересовало, кто и где сидел, а кто явился в театр с девушкой из хорошей семьи — непонятно, почему люди вообще употребляют подобные странные словосочетания. Но здесь, в этом зале, появился маркиз Дарингтон, и сам факт казался ужасным. Этот человек даже не пытался познакомиться. Просто прислал письмо, в котором настоятельно предлагал им с матерью освободить поместье в течение двух дней.
Терранс Грейсон, лорд Дарингтон, был тем самым человеком, встречаться с которым хотелось меньше всего на свете. Лучшее, что он мог бы сделать в жизни, — это навсегда остаться в поместье Айви-Парк и не показываться в Лондоне. При этом не помешали бы подагра и хроническая зубная боль. Ну а если ему когда-нибудь придет в голову жениться, то пусть жена окажется самой страшной из мегер и регулярно бьет мужа палкой.
И все же, несмотря на полное отсутствие любопытства, Линни не удержалась и вытянула шею, пытаясь заглянуть за ограждение.
— Право, этот человек ужасен, — пожаловалась леди Дарингтон. — Буквально два дня назад, на балу у Уортов, оскорбил меня неучтивым поведением.