— Потом, — отказался Мошкин. — Я сейчас на участок еду.
— Вы что, не были еще?
— Был, но снова поехать надо. Ушаков просил показать на местности будущую свою точку. Хочет дорогу туда заранее проложить. Вот и приезжал за картой. Сейчас ехать надо. Ждет Ушаков. — Он сокрушенно развел руками. — Не могу быть неточным.
— Это хорошо, — похвалил Володя.
— Ну, скоро ты там? Ехать пора! — крикнул Мокшин коновозчику.
Этот окрик подействовал на Булгакова самым странным образом. Он передернулся, как от удара, чуть не выронил ведро.
— Сейчас я, мигом, Василий Гаврилович, — испуганно отозвался он и спешно схватился за воронку.
— Да долей бочку-то...
— А она уже почти полная, — заискивающе бубнил Булгаков. — В один миг, Василий Гаврилович!
Мокшин с досадой поморщился и покосился на Володю. Тот почесал затылок и как ни в чем не бывало произнес:
— Выходит, сорвался мой выезд. Тоже хотел еще раз на участок сгонять. Не потянет ведь лошадь троих, да еще с грузом.
— Не потянет, — подтвердил Мокшин. — А ты в камералке поработай. Начинай составлять колонки по своим скважинам.
— Что ж, придется, — согласился Володя, улавливая цепким взглядом, как Булгаков поспешно закидывает на дровни недолитую бочку.
«Боится же, однако, этот однопалый Мокшина. Как черт ладана боится, — думал Володя, возвращаясь в контору. — С чего бы?»
— Скажи, ты на станции часто бываешь?
— Приходится. — Тихон Пантелеевич выжидающе посмотрел на сына.
— Работников тамошних хорошо знаешь?
— Еще бы... — хмыкнул Тихон Пантелеевич. — Сам начальник станции кумом приходится. Не забыл, поди, Нестора Прохоровича?
— Не забыл. — Володя помялся. — А новых людей на станции много появилось?
— Война, сынок. Война. — Тихон Пантелеевич хитро сощурился. — Что-то виляешь ты. Говори начистоту.
— Меня интересует новый стрелочник. Тот, который по ранению из армии демобилизовался.
— Стрелочник? — Тихон Пантелеевич заехал корявой натруженной пятерней в свои редкие рыжеватые волосы. — Да ведь на станции, почитай, одни бабы работают. Мужиков — раз-два и обчелся.