Я догадался, что выстрелов здесь не слышали отроду. А это был шанс. Приязни мне вызвать не удалось, зато удалось возбудить страх, а это с точки зрения стратегии, пожалуй, даже лучше. Жестами я растолковал туземцам, что желаю идти в деревню. Чтобы они не приняли это за проявление слабости, револьвера я не убирал. И они меня поняли абсолютно верно.
Итак, на триста двадцать второй день путешествия деревня встретила меня с надлежащими кольту почестями. Я получил во владение хижину и с жаром принялся изучать местный язык. Энтузиазма мне придавало и то, что на пальцах я никак не мог им растолковать: фасоль, составлявшую основу их рациона, я с детства терпеть не могу. Уже через неделю я смог им объяснить, что жажду доброго куска мяса, приправленного солью. Через десять дней уяснил, что соли они не знают. Через две недели установил, что соли нигде поблизости нет и не было.
А через месяц я свободно мог общаться с вождем племени, уважаемым Балунгой. Уважение к нему подкреплялось его гигантской тушей да еще главным талисманом племени, каковой Балунга хранил у себя в хижине. Талисман олицетворял культ таинственного бога, которого я для простоты назову здесь Аквавитом. Через сорок дней по прибытии я был допущен присутствовать на священнейшей церемонии, ритуальном обручении вождя Баяунги с Аквавитом — что, согласно верованиям туземцев, обеспечивало обильные дожди в нужную пору, а значит, и хороший урожай фасоли. Талисманом оказалась бутылка с этикеткой “Aquavita”, порядком уже подпорченной ежегодными ритуалами.
Церемония выглядела весьма торжественно (в бутылку наливали воду, и Балунга ее выпивал на глазах всего племени). Я принял участие в ритуале тем охотнее, что был назначен Балунгой колдуном племени, благодаря чему мог спать без кольта в руке. Лучшей должности не найти, с незапамятных времен ни один здешний шаман не понес ни малейших притеснений от соплеменников — наоборот, был окружен почетом и заботой. Вот только отсутствие соли раздражало ужасно.
Предпринятые по моему приказу поиски результатов не дали: быть может, оттого, что славные воины Балунги понятия не имели, как выглядит то, что им приказано искать.
Большие надежды я связывал с другим берегом реки, где, по слухам, имелось озерцо с “горькой водой”; но никакая сила не заставила бы наших воинов переправиться на тот берег. Там жило другое племя с вождем Амелунгой во главе, исповедовавшее культ огня. Сначала я подумал, что в основе страха перед тем берегом лежит взаимная вражда. Однако выяснилось, что оба племени не воевали с незапамятных времен, наоборот, жили в мире и согласии, ведя до недавних пор торговлю женщинами и козами. Но в реке расплодилось столько крокодилов, что отважнейшие охотники не приближались к берегу ближе, чем на четыре выстрела из лука. Туземцы рассказывали, что год назад из верховьев реки массами поплыли трупы животных и людей, а следом явились крокодилы Когда крокодилы выполнили свою миссию санитаров реки, у них, понятно, вспыхнул продовольственный кризис, что разъярило их чрезвычайно. Крокодилы начали искать поживы на обеих берегах реки, после чего в деревнях не досчитывались многих воинов, оказавшихся нерасторопными.
Вот уже полгода никто не осмеливался и близко подойти к реке. Сам я не располагал временем, чтобы выбраться на разведку — отвлекали обязанности колдуна. Кроме ритуальных обрядов массу времени отнимало лечение, ввиду отсутствия каких бы то ни было лекарств и инструментов заключавшееся главным образом в поддержании гигиены. Чтобы приучить туземцев мыться, я применял заклинания и мыло, которое сам приготовлял из падали. С “Ярдлеем” оно не могло сравниться, но функции свои выполняло неплохо. Словом, лично проверить россказни о крокодилах я никак не мог. Но зерно истины в этих легендах наверняка было — не зря самые смелые воины под разнообразными предлогами уклонялись от разведывательной экспедиции на берег. Разумеется, я давно отступился бы, но был уверен, что соли на том берегу в достатке и ценится она там. дешево. Я измышлял всевозможные способы, дабы склонить Балунгу собрать всех воинств и отправить их на крокодилов. А сам понемногу занимался боезапасом. Вооружение нашей армии, насчитывавшей четыре сотни человек, доверия у меня не вызывало. Без лишнего шума я мастерил копья длиннее обычных, с более крепкими наконечниками, легко пробивавшими щиты имевшегося на вооружении образца. И надеялся, что крокодилью шкуру они тоже проткнут без труда.
Как-то, посчитав, что отыскался удобный предлог, я посетил вождя и заявил ему:
— Благородный вождь! Выслушай своего верного колдуна. Наше прекрасное племя, членом коего я имел честь стать, под твоим правлением переживает счастливейшие времена. Если дожди пройдут вовремя — а я не устаю молить о том Аквавита и получил на то его благословение, — племя наше обретет великий достаток. Фасоли хватит не только воинам, но даже их младшим женам. Травы для коз будет столько, что молоком ты сможешь наделять не только свою семью и меня, недостойного слугу твоего, но и старейшин племени. Ты велик, о вождь, а я, твой скромный колдун, не жалею сил, чтобы возвеличить тебя еще более, на все времена.
Балунга, жуя жареную фасоль, которую услужливо подавала одна из его жен, благосклонно кивнул. — Я продолжал:
— От наших славных и неустрашимых воинов слышал я, что на том берегу реки есть горькое озеро. Там найдем мы соль, и она усилит твое могущество. Так что нужно переправить воинов на тот берег.
Балунга сплюнул шелуху, глянул на меня лениво и изрек:
— Крокодилы. Там полно крокодилов. Никто на тот берег не попадет, даже ты, колдун, со своим метателем молний.
Я не собирался так легкомысленно расходовать последний патрон; вообще не собирался лично участвовать в столь рискованной экспедиции. Довольно с меня. Я лишь хотел растолковать вождю свой план. Но Балунга прервал:
— Понятия не имею, зачем тебе понадобилось это горькое озеро. Пить из него нельзя, коз поить тоже нельзя.
— Благородный вождь! — сказал я. — Дело, не в горькой воде, а в соли, которая в воде растворена.
— А зачем нам эта соль?
Я с жаром сказал:
— Если добавить ее к еде, получится яство, достойное самого Аквавита.
— Мне и так наша еда нравится, — пожал он плечами, зачерпывая горстью фасоль. — А если тебе, колдун, она не лезет в глотку, старейшины с удовольствием разделят с тобой твою порцию.
Дело принимало плохой оборот. Как бы я ни превозносил соль, ясно было: никто ради нее не пойдет драться с крокодилами, даже слепыми и беззубыми. Нужно было заходить с другого конца. Модернизированных копий в моем тайнике хватало, но не было пока что идеи, во имя которой воины Балунги могли бы ринуться в бой. Однако такая идея у меня уже родилась, и я собирался подкинуть ее Балунге.
— Благородный Балунга! Разве крокодилы — уважительная причина для того, чтобы племя наше ограничивало себя в еде и пастбищах? Наши женщины ковыряются на бесплодных почти грядках, козам не хватает травы, а у берега — плодородные земли, на которых можно собирать богатые урожаи; а сочной травы там столько, что стадо коз мы могли бы увеличить троекратно.