Дама передернула плечами, отчего шуба заходила на спине широкими складками, и посмотрела на себя в зеркало. Дуняшка увидела ее красивое, в этот момент слегка побледневшее лицо, охваченное широким рыжим воротником. Живые светло-коричневые глаза смотрели внимательно и строго, а подкрашенные губы чуть улыбались.
— Филипп, тебе нравится? — спросила дама, проводя выгнутой ладонью по щеке и волосам.
— В общем, ничего, — сказал мужчина. — Пожалуй, даже лучше той…
— Как сзади?
— Три складочки. Как раз то, что ты любишь.
— Может быть, не будем брать? Мне не очень нравится воротник.
— Отчего же? Шуба тебе к лицу. А воротник — пригласи Бориса Абрамовича. Переделает.
— Мне его что-то не хочется. Марина Михайловна говорила, что он ей испортил шубу. Я позвоню Покровской — у нее хороший скорняк.
Дама еще раз взглянула на себя в зеркало.
— Хорошо, я беру, — сказала она. — Если что — Элка сносит.
— Разрешите выписать? — учтиво спросила продавщица.
— Да, да, милая…
Мужчина пошел платить. Он расстегнул портфель и положил на кассовую тарелочку два серых кирпичика сотенных, перехваченных бумажной лентой.
— Это все за одну шубу?! — ахнула Дуняшка.
Шуба была завернута в бумагу. Продавщица с серьезным лицом, на котором была написана вся торжественность момента, несколькими привычными взмахами руки обмотала пакет бечевкой и, вручая даме, так же, как и Дуняшке, пожелала:
— Носите на здоровье.
— Благодарю вас.
— Вот мы с тобой и с обновками! — улыбнулась дама, заметив Дуняшку, и ласково потрепала ее по щеке.
В ее руках был совсем такой же пакет, как и Дуняшкин, почти такого же размера, в той же белой бумаге с красными треугольниками, так же перехваченный крест-накрест бечевкой. Положить рядом — не различишь.
Мужчина взял у нее пакет, и они вышли.
На улице сыпал мелкий дождик. Асфальт блестел. Дуняшка и Пелагея видели, как дама и мужчина сели в мокрую блестяще-черную машину и поехали. В заднем окошечке мелькнула лисья мордочка воротника с красной пастью.
— Хорошие люди, — сказала Пелагея. — Обходительные.