Я пожал плечами, без особого энтузиазма сгреб ее в охапку и потащил к расщелине.
Вероятно, я сделал ей больно, когда стиснул ее в своих лапах, потому что страшно замерз и движения мои были резки и неловки. Но она ничего не сказала мне, а только замерла и закрыла глаза. То, что сначала показалось мне краской, было неправдоподобными, как у Элефантуса, ресницами.
Я почувствовал, что делаю что-то не то, и опустил ее на камень. Сам присел на корточки перед ней:
– Испугалась?
Она резко вскинула подбородок:
– На языках древнего востока "джинн" означает на только "волшебник", но и…
– Дурак, - закончил я.
– Холодно? - спросила она.
– Холодно, - я не видел смысла притворяться.
– Летим в Хижину. У меня с собой ничего нет.
– Спасатель! - сказал я.
Она не потрудилась ответить.
– А что такое Хижина?
– Наша база. - Она пошла к мобилю, висящему в полуметре над камнями.
"Любопытно, что это еще за детский сад в горах?", - подумал я. И тут вспомнил, что меня ждут, что ни в какую Хижину я лететь не могу и приключения этой ночи должны окончиться.
– Послушай, - сказал я, подходя и облокачиваясь о крутой бок мобиля. - А ведь мне нужно домой.
– Мама волнуется?
– Нет, - сказал я, - не мама. Жена. - И сам удивился своим словам.
Я назвал Сану женой. Впервые назвал женой. Раньше я называл ее - Моя Сана. Но почему-то перед этой девчонкой я назвал ее - жена. Лучше бы я ничего не говорил.
Я посмотрел на свою спасительницу. Глаза стали еще больше и уголки их испуганно приподнялись. Она быстро проскользнула внутрь мобиля.
– Вот, - она протянула мне синеватую коробочку фона. - Свяжитесь с Егерхауэном.
Я машинально взял коробку. Егерхауэн… Сейчас я прилечу туда и обо мне начнут заботиться. Сана встанет, если только она вообще ложилась в эту ночь, подымет Элефантуса и всю компанию его роботов, включая Патери Пата, и они начнут измываться надо мной, оберегая меня от всех болезней, которые я мог подхватить, гуляя ночью по горам.