Обычно голубые, сейчас его глаза горели ярко-красным пламенем, как у монстра, и в них не было ровно ничего человеческого.
Но голос его я узнал.
— Помоги… — прошептал он, и это по-прежнему был голос моего лучшего друга.
Я не мог ответить, вместо этого я попятился и захлопнул дверь.
Джером снова смеялся, я развернулся, схватил кресло и ударил его по лицу. С таким же успехом я мог бы на него дунуть. Он перехватил кресло, переломил толстое дерево и швырнул обломки в меня. Я пошатнулся и, наверно, упал бы, если бы не оперся рукой о стену.
— Хватит. Не смей прикасаться к моему сыну, — бросил отец.
Джером замер, словно врезавшись в кирпичную стену, но продолжал делать руками такие движения, словно пытался вырвать мне горло.
Я повернулся к отцу.
— Это мой друг!
— Нет, это вампир. Самый молодой из них. Самый слабый. Тот, кого практически никто из них не бросится спасать.
Мне хотелось завопить или врезать кому-нибудь. Внутри нарастало напряжение, руки дрожали.
— Что, черт побери, ты с ним делаешь?
Я не знал, что за человек стоит сейчас передо мной, — усталый байкер средних лет, в кожаной куртке, со всклокоченными седыми волосами, с землистым лицом, изборожденным морщинами, со шрамами и татуировками. Только глаза напоминали о моем отце, и то всего мгновенье.
— Этот вампир тебе не друг, Шейн. Уясни, наконец, — твой друг мертв, в точности как Джером, и память о нем не должна помешать тебе сделать то, что ты обязан сделать. Развязав войну, мы убьем их всех. Всех, без исключения.
Когда-то мы с Майклом вместе играли у нас дома; папа бросал с нами мяч, качал на качелях, угощал, когда праздновали дни рождения.
Но больше это не имело для него никакого значения.
— Как? — Я стиснул челюсть, так что зубы лязгнули. Руки по-прежнему дрожали. — Как ты это делаешь? При чем тут он?
— Я пускаю ему кровь и сохраняю ее — в точности как они поступают с нами, людьми. Для колдовства нужны эти две вещи — татуировки и кровь вампира. Это просто тварь, Шейн, помни об этом.
Майкл не был тварью; во всяком случае, был не просто тварью. И на Джерома, которого папа вытащил из могилы, он совсем не походил. Но и Джером был не просто безмозглой смертоносной машиной. Безмозглые смертоносные машины не проводят свободное время, читая о приключениях Дороти и Тото. Они даже не знают, что оно у них есть — свободное время. И сейчас я видел в широко распахнутых желтоватых глазах Джерома страдание, ужас и гнев.
— Ты хочешь здесь оставаться? — спросил я его напрямик.
На какой-то миг Джером стал похож на мальчика — испуганного, сердитого, страдающего маленького мальчика.
— Нет, — ответил он. — Это причиняет боль.