— Давно?
— Достаточно давно.
Браслет предполагалось снять на следующей неделе. Моя отсрочка подходила к концу.
Он посмотрел мне в глаза, и на секунду, всего на секунду, я позволил себе поверить, что он искренне обеспокоен.
Придурок.
Он всегда умел застать меня врасплох, как бы настороженно я ни следил за ним. Я даже не заметил броска, пока не стало слишком поздно. Сильный, нанесенный с хирургической точностью удар заставил меня согнуться пополам, зашататься и снова рухнуть на кушетку. «Дышите», — сказал я своим мышцам. Солнечное сплетение велело мне заткнуться, внутри пульсировала боль. Я задышал быстро, тяжело и возненавидел себя за это.
В следующий раз. В следующий раз я первым ударю этого гада.
Хотя в глубине души знал, что это не так.
Отец схватил меня за волосы, рывком откинул мою голову назад и ткнул ею в направлении Джерома.
— Сожалею, парень, но я настаиваю, чтобы ты прислушался ко мне. И немедленно. Видишь этого типа? Я вызвал его прямо из могилы. И могу вызвать еще — ровно столько, сколько мне нужно. Они будут сражаться за меня, Шейн, и не отступят. Время настало. Мы можем вернуть город себе и наконец прекратить этот кошмар.
Скованные мышцы в конце концов расслабились, и я с хрипом втянул воздух. Папа выпустил мои волосы и отошел.
Он также всегда знал, когда нужно отступить.
— Твое мнение о том, как следует… покончить с этим кошмаром… немного отличается… от моего, — хрипло дыша, произнес я. — В моем нет места зомби. — Я сглотнул и попытался унять сердцебиение. — Как ты делаешь это, папа? Как, черт побери, такое возможно — что он стоит здесь?
Плевать он хотел на мои вопросы. Естественно.
— Я пытаюсь объяснить тебе, что настало время прекратить болтать о войне и начать сражаться. Мы можем победить, можем уничтожить их всех. — Он помолчал, и блеском в его глазах мог бы гордиться любой фанатик с бомбой за пазухой. — Ты нужен мне, сын. Вместе мы сделаем это.
И он действительно так думал. Пусть в каком-то извращенном, болезненном смысле, но он нуждался во мне.
А я должен был использовать это.
— Для начала расскажи, как у тебя такое получается, — сказал я. — Мне надо знать, на что я соглашаюсь.
— Позже. — Отец сжал мое плечо. — Когда ты поверишь, что это необходимо. Пока тебе нужно знать лишь, что такое возможно, что я сделал это. Джером тому доказательство.
— Нет, папа. Расскажи мне как. Либо я в деле, либо нет. Больше никаких секретов.
Ни одно мое слово он не воспринял как ложь, потому что они и не были ложью. Я всегда говорю то, что он хочет услышать. Первое правило для того, кто растет в семье с жестоким отцом: ты соглашаешься, ты торгуешься, ты учишься предотвращать удары.
И у отца не хватало ума понять мою стратегию.